Курсантки - Людмила Сурская

— За какие грехи мне всё это, — бормочет он в своём репертуаре и под аплодисменты курса поднимается.

Все бегут туда, где застыла, ожидая свой черёд, Маринка. Дружно пожелав ей ни пуха ни пера, и получив её посул к чёрту, ждут. Даже поплевали и постучали. В общем, всё как положено. Приготовились к победе. Но здесь не так просто. Водитель, не поддаваясь уговорам, отказывается с ней работать.

— Я кормить вшей в тюряге не хочу, — упирается он.

Подошедший начальник курса о чём-то шепчется с офицерами. Потом идёт к хихикающей Маринке свято надеющейся, что ей сойдёт всё и так. Но курсовой непоколебим. Он ложится за ней, крепко обхватив ноги. Ведя непрерывный контроль, шлёпает звонко ладонью попеременно по заду и голове.

— Теперь сдаст, — важно и со знанием дела заявляет рядом с нами старшина.

Кто б сомневался при такой мощной поддержки и кураторе.

— Скорее бы уж. Задолбались на таком пекле. — Ворчит Ленка, поливая себя из фляги водой.

Наконец-то мучения закончились. Нас построили, объявили «зачёт» и распустили. Повеселевшие офицеры, возбуждённо переговариваясь, пошли покурить и отдохнуть от нас. А мы отправились в летний душ. Ребят в корпусе не переждёшь, а очередь воины не уступят. Но мы смекнули, что в сторонке на весёленькой полянке среди деревьев и малинника, есть такая себе экзотика — летний душ. Всё прилично: раздевалка, десять кабин. Правда, нет крыши, но с самолёта нас не разглядишь. Не задумываясь, отправились туда. С шумом разделись и айда купаться. Это даже романтичнее. Маринка, сказала примерно это же и взмахом точёной ручки показала на голубое небо, но тут завизжала Наташка, тыча пальцем на деревья. Я сначала подумала, что она свихнулась от мордования её танком, но потом проследила за её рукой и тут же присела прилипнув к стене. Среди ветвей сверкали биноклями солдаты. Нас рассматривали, причём в упор и вооружённым глазом. Какое нахальство! Кто посмел? Мы кинулись к полотенцам. К Наташкиному визгу присовокупилась сирена Лены. Засуетились и другие. За стенами послышался топот. В дверь забарабанили. Бас Тарасова загудел:

— Эй, барышни, что у вас. Курсант Кучер что случилось?

Я, как-то сразу пришла в себя. Конечно же, на визг Натки не мог не прискакать взводный. Было бы просто невероятно, если б принёсся кто-то другой. Он когда на неё смотрит, в лице меняется.

— Товарищ капитан, будьте добры, снимите кукушек с биноклями с деревьев. Подглядывают гады.

С той стороны с облегчением доносится:

— Это всё?

Вот интересно, что он от нас надеялся услышать. Танк-то сюда не пройдёт.

— Да.

— Господи, как вы нас напугали, — выдохнул взводный.

Солдат, сняли и увели на экзекуцию, а нас разрывал смех. После такого тарарама и хохота до икоты, мы долго не размывались. Окунулись и бежать. На крыльце со сложенными на груди руками нас встретили ухмыляющиеся офицеры?

— Все целы? Никого не потеряли? — хмыкнул Богуш.

— В смысле? — не поняла Лена.

— Тарзаны не унесли? — с трудом справляясь с улыбкой бросил взводный.

Мы, козырнув начальнику курса и взводному, понеслись к себе. Пред отбоем приехал мой брат с Глебом. Оказывается, они были здесь невдалеке. Открывали филиал банка и что-то там ещё и завернули чудным образом проведать меня. Мне очень даже понятно, что целенаправленно он бы не попёрся в такую даль. Но собственно чего привередничать, ради гостинцев можно и не умничать. Только не тут-то было. Не оценив его усердие и считая, что приехал он сюда исключительно позлорадствовать надо мной. Я свои пять копеек ввернула:

— Ну и зачем ты притащился сюда?

— Ты доставишь мне когда — нибудь удовольствие, привязав свой язык на бантик? — отрычался брат. В его голосе последнее время начали скользить отцовские нотки. Это непременно на зло мне, знает же что меня это жутко бесит. Брат — это брат. Родитель — это родитель. Не надо смешивать в гоголь — моголь.

Он, посмеиваясь, открыв багажник, принялся выставлять пакеты. По мере их появления у меня поднималось настроение. Это я зря поторопилась с рыками. Надо быть посдержаннее, облаять можно и по-позжее. Заглянув в них, я вообще расплылась в улыбке. Уже веселее. Отрадно. Неслыханная щедрость. Навёз разных гостинцев. От конфет до фруктов. Я вытаращила глаза на такую щедрость и быстро, чтоб не передумал, рассувала всё это богатство по рукам подруг, а братец, посматривая на мою прыть и на Вику, проскрипел:

— Пакеты сцапали и ходу, хоть бы одна чмокнула в щёчку.

Я чмокнула и подтолкнула Вику, но та, смутившись, покраснела. Я теперь всегда, где появляется Сашка, таскаю её с собой. Её глазки вишенки вспыхивают, а на губах блуждает потусторонняя улыбка. Ни дать, ни взять ангел, летит на облаке свесив ножки. Желательно босая, а не в берцах, а то свалится с ног, да какому — нибудь грешнику по голове… мозгов не соберёшь. Братец тоже ведёт себя несколько странно. Щеголяя эрудицией и распушая хвост. Рисуется тут, не передо мной же. Друг про друга, мы как облупленные… Нечего гадать. Влюблены и без намёков просматривается. Я ж соображаю. Не из-за меня же он сюда мотается. Гостинцев вагон притащил. Да он палец бы себе откусил из-за таких трат. Что-то, конечно под напором мамы, но львиную-то часть из-за Вики. А какими барышнями сей экземпляр вертел… и так банально влип. Глеб Юрьевич сухо и безразлично поздоровался и отправился искать Тарасова. Воспользовавшись хорошим настроением и щедростью Сашки, я принялась выпрашивать деньги на поездку куда-нибудь к морю, а ещё лучше на экзотические острова. Убеждая его, что после такого ада не грех и отдохнуть.

— Пупсик, а ты возьми и выиграй у меня пари. А то так неинтересно. — Почесал в затылке спокойный, как удав братец.

Оно и понятно. При Вике не хочется марку терять отказом, вот и хитрит. Но я соглашаюсь. Пари так пари. Я была как на иголках: будет спорить или нет? Главное, было бы чем прижать, а там уж я…

— На что спорим? — бодренько тут же и объявила.

Братец растерян. Я пританцовываю на месте от нетерпения. Он закатывает глаза и довольно-таки долго соображает. Из — за угла вывернулись Глеб со взводным. Глаза Сашки оживают.

— А вот на Глеба. Ты его охмуряешь и проводишь с ним три дня. Я тебе финансирую поездку. — Ухмыляется он и, спохватываясь, предупреждает. — Только без секса. Ясно?

У меня вытягивается лицо. Заранее для меня проигрышный вариант. Такой дуб свалить не по моим силёнкам и Сашка хорошо понимает это. Поэтому и придумал. Ах хитрый жмот. Мне бы отказаться и обидеться. Но я задрала нос, изобразила на лице мысли и вопреки разуму протянула руку.

— Вика разбей.

Подруга с застывшим в глазах сомнением разбила. Я ухмыльнулась Сашке.

— Готовь монету.

— Ага, как там… Сегодня деньги — завтра стулья. — Без энтузиазма изрекает он. — Надрать бы тебе уши.

— За что, я девочка большая и давно уже их мою с мылом.