Царичина - Владимир Симеонович Манчев

— Что-то долго наших соколят нет. — забеспокоился Первушин — Не нравится мне это.

И тут во двор мельницы ворвался на трофейном коне Христо. Ловко спрыгнув на землю, парень подбежал к нам и огорошил нас новостью, что в селе турки — четыре солдата с офицером, конвоируют связанного и раненого гайдука, а с ними три телеги: две с убитыми и ранеными османами, а на третьей — связанный пленник. Офицер, очень злой. Жители, кто успел, попрятались, а кому не удалось — попали под горячую руку завоевателей. Но пока, слава Богу, никого не убили и даже в плен не взяли.

Услышав такие новости, Первушин лишь ругнулся по-французски, а затем, сжав губы и прищурившись, о чем-то ненадолго задумался. Его раздумья прервал примчавшийся пешком Румен, он каким-то чудом сумел выбраться из села и окольным путем прибежать на мельницу, даже пистоль с кинжалом захватил. Христо, кстати, тоже оказался при оружии — он успел сунуть в простую крестьянскую торбу свой пистолет с пороховницей и пулями. За что оба смельчака получили сперва благодарность, а потом выговор от нашего командира: «А если бы вас турки поймали?!» И с этого момента было решено оставлять все оружие в нашей импровизированной оружейке.

— Бойцы, тьфу, четники, за мной шагом марш! — скомандовал Первушин парням по-болгарски и направился в дом. Я было дернулся за ним, но последовал приказ оставаться на месте и ждать подхода остальных.

Из остальных пришли лишь дядя Тодор и его младший сын, которого я тут же послал за старшим, благо последний был неподалеку — водил коней на водопой.

Спустя примерно полчаса, наш маленький отряд (в этот раз мне уже пришлось присоединиться, хотя в седле я держался только чудом да силой воли) уже скакал в ту сторону, в которую, по словам Христо, должны были отправиться турки с пленным гайдуком.

Мы успели занять подходящую позицию и хоть как-то замаскироваться буквально за несколько минут до появления маленького каравана. По предварительной договоренности, я должен был стрелять первым в того, кто двигался впереди. Им оказался турецкий офицер. Тщательно прицелившись, я нажал на спуск.

— Ой, е! Тварь! — что-то обожгло мне щеку около глаза — Чтоб я еще из этого карамультука стрелял?! Да ни в жизнь! — отбросив в сторону кремневое ружье, я схватил пистолет и выскочил из-за камня, за которым скрывался. Вовремя — по дороге мимо меня проскакал уцелевший турок. Сжав кремневый пистоль обеими руками, я выстрелил ему вслед. Всадник упал на дорогу.

— Контроль! — услышал я за спиной крик Первушина, но прежде чем бежать к поверженному солдату, бросил взгляд на лежавшего на земле офицера. Подбежал к нему: выстрел оказался очень удачным — пуля попала турку прямо в лоб, за такое и слегка подпаленной щеки не жалко. Только после этого бросился добивать пытавшегося удрать турка. Тот еще был жив и я, прицелившись ему в голову, нажал на курок второго пистолета. Однако, примитивное оружие меня подвело — вылетел кремень из замка. Пришлось воспользоваться старым испытанным сбособом — свернуть турку шею, неприятно, конечно, но что делать. Зато коня я упустил. Компенсацией оказались пистолет офицера — казнозарядный, хоть и с кремневым замком, со сменяемыми зарядными камерами, длиной, наверное, сантиметров 50, с нарезным стволом, как я позже установил, довольно неплохая сабля и массивное серебряное кольцо с бирюзой. Тут я пожалел, что побрезговал снять ювелирные украшения, в том числе такое же кольцо, с рук главаря уничтоженных нами башибузуков.

Когда я вернулся к месту боя, османы были уже перебиты, включая раненых, один из которых по глупости схватился за оружие, а раны другого в условиях девятнадцатого века просто не оставляли ему шансов выжить. Пленного развязали, Первушин оказывал ему первую помощь, Румен и Димитр отлавливали лошадей, а Христо держал на мушке своего пистоля троих перепуганных крестьян, служивших туркам возницами.

— Займитесь этими! — приказал Владимир, махнув рукой на извозчиков — Свяжите, чтоб не дергались.

— Есть! — по-военному ответил я, сунул уже бесполезные пистоли за пояс и веревкой, которой был связан освобожденный гайдук, принялся вязать руки одного из крестьян. На всех троих веревки не хватило, пришлось воспользоваться той, которую я прихватил из своего мира. Видели бы вы, как смотрели на нее бедные помощники осман! Кстати, совсем не мешало подробно и, возможно, с пристрастием расспросить их, кто они, откуда и как — добровольно или по принуждению — стали помогать туркам. Кстати, один из них вовсе не выказывал беспокойства и смотрел бодро и смело. Но вначале надо было поскорее собрать трофеи и убраться с дороги. Первушин быстро и четко (видно офицерскую выучку!) распределил обязанности: меня оставил с пленными, Димитру поручил заняться лошадьми, остальным велел хорошенько обыскать турок, отнести все трофеи на ближайшую полянку, а сам подошел к офицеру. Обыскав его и взяв все, что считал нужным, Владимир приказал нам погрузить трупы турок на телеги. Затем оставил Румена охранять трофеи и освобожденного гайдука, а сам вместе с нами отправился искать подходящее для сброса тел врагов место. Нам повезло — нужный овраг оказался недалеко. Первушин велел нам снять с турок мундиры и сбросить их владельцев на дно балки так, чтобы не бросались в глаза. Это была, конечно, адова работа, но делать нечего — оставлять следы категорически нельзя. Все-таки не башибузуков уничтожили, а солдат и офицера регулярной армии. Кстати, мой боевой товарищ выбрал четыре комплекта турецкой формы, включая офицерскую, сохранившиеся лучше других, и сложил их в мешок. На мой вопрос «Зачем?» он ответил:

— В хозяйстве пригодится.

Избавившись от трупов турок, мы побросали их мундиры в телеги и быстро вернулись обратно. После чего, взяв Румена, бывшего пленника и трофеи, проследовали в ближайшее ущелье, на берегу маленькой горной речки. Там развели костер, сожгли на нем оставшиеся османские тряпки, а Первушин занялся допросом возниц. Кстати, один из них оказался немым — когда-то турки отрезали ему часть языка за какую-то провинность, второй — молодой, статный, русоволосый парень попросил взять его с нами, так как, по его словам, он человек пришлый и вообще батрак, а к туркам у него большой счет. Выглядел парень вполне искренним, да и Владимир шепнул мне, что именно он, собственноручно, свернул шею одному раненому турку, схватившемуся за ружье. Что ж, такой человек нам совсем не помешает! Вот третий крестьянин вызывал подозрения. Да, он не пытался бежать, выполнял все, что мы от него требовали, но его хитрые, бегающие глазки мне совершенно не понравились, о чем я, улучив