В сетях искушения - Хайди Райс

— Наоборот. Просто…

— Что?

— Я не могу позволить себе такие вещи.

Данте в ответ тихо рассмеялся.

— Значит, хорошо, что за них плачу я.

— Но… В самом деле?

Он снова улыбнулся. Совсем как в тот раз, когда дразнил меня после того, как я предложила отблагодарить его за пять миллионов евро.

— Конечно. Эди, мне нужно, чтобы ты выглядела своей. Некоторые из гостей могут решить, что ты моя любовница.

— Правда? — зарделась я.

— Это является проблемой для тебя? — Он стиснул челюсти, и я подумала, что, наверное, оскорбила его своей реакцией.

— Нет, совсем нет. Это… Я просто не ожидала, что вы будете покупать мне одежду. И платить такую большую зарплату.

Данте снова улыбнулся.

— Bella, это часть работы. Если хочешь, можешь потом вернуть эти вещи. Только я сомневаюсь, что они подойдут мне.

Я захохотала, и его улыбка стала еще шире.

Он шагнул ко мне и провел большим пальцем по моей щеке.

— Синяк уже сошел? Или это так постарались визажисты?

Мое сердечко взволнованно затрепыхалось. Забота, которую проявлял Данте, не была чем‑то сверхъестественным. Просто он был ответственным работодателем. Я отреагировала так только потому, что раньше ни один мужчина не смотрел на меня, словно его по‑настоящему волновало, что мне причинили боль.

— Да, почти сошел. Спасибо.

— Я рад, — пробормотал он. И снова что‑то всколыхнулось внутри меня. Он убрал руку, и я ощутила странное чувство потери. — Давай присядем. Это рабочий ужин. Нам нужно многое обсудить насчет следующей недели.

— Мистер Аллегри, я должна…

— Называй меня Данте. Ты часть моей команды.

— Данте, я не уверена, что являюсь человеком, которым вы меня считаете.

— Это как? — Он откинулся на спинку своего кресла и сделал глоток вина, и я покраснела под его пристальным взглядом.

Я не стыдилась своего происхождения. Я была незаконнорожденной и никогда не видела своего отца; по правде говоря, он не признал ни меня, ни мою сестру. Но, несмотря на это, я не осуждала свою мать.

Она была беспечной, безответственной и во многом эгоистичной, особенно в том, что касалось чужих мужей, но она также была любящей и жизнерадостной. А еще за ней тянулась дурная слава, все ее романы и наплевательское отношение к правилам приличия и полное отсутствие угрызений совести задокументированы в мельчайших подробностях в бульварной прессе. Мама пыталась защитить нас от всего этого, когда мы были маленькими. Но во время учебы в школах‑пансионах я слышала, как у меня за спиной шептались, обсуждая ее поведение. В глазах других она была разлучницей, потаскухой, шлюхой. Я не раз отстаивала ее честь, хотя знала, что в некотором смысле у нее нет этой чести. Однажды, когда я высказалась ей по поводу одного из ее покровителей, известного актера, которого она увела из семьи, после чего одноклассницы устроили нам с Джуд настоящую травлю, она просто рассмеялась и сказала: «Если бы его женушка хотела удержать его, ей следовало прилагать больше усилий, чтобы он не заскучал в ее компании».

Но сейчас, сидя перед Данте, я жалела о том, что не родилась в другой семье.

— Думаю, на вас произвело впечатление наше семейное поместье… И вы считаете меня аристократкой. Но это не так.

— Разве ты не внучка британского герцога? — без тени удивления спросил он.

Значит, он наслышан о моей матери.

— Я никогда не встречала ни его, ни отца. Они не признали нас с Джуд.

Впервые в жизни меня так волновало собственное происхождение. Я не хотела потерять эту работу, и дело не в деньгах. Я впервые получила возможность показать, на что способна. А еще у меня появился шанс провести целых десять дней в обществе Данте. После того как он спас меня, а затем помог нам с сестрой решить наши проблемы, не говоря уже о том поцелуе, я не на шутку увлеклась им. Когда он сказал, что люди подумают, будто я его любовница, мне не стало стыдно, наоборот, меня охватил дикий восторг.

— Я училась в частных элитных школах, но никогда не посещала такие приемы, как ваш.

— Почему ты заговорила об этом? — помолчав, спросил Данте.

— Потому что не хочу разочаровать вас, — смутилась я. — Я впервые слышу имена ваших гостей, но некоторые из них могут знать мою мать и то, что я… — Я запнулась, не в силах произнести это слово. Данте сделал так много хорошего для меня, и мне не хотелось усложнять ему жизнь, как делала моя мать, разрушая чужие браки. Даже мой собственный отец не поверил в меня так, как этот человек…

— Что ты?.. — повторил он, вынудив меня посмотреть ему в глаза.

— Незаконнорожденная, — выдавила я. — Мистер Доннелли сказал, что, устраивая этот прием, вы намерены привлечь внимание общественности к вашей компании и сделать бренд Аллегри еще более статусным и уважаемым. И я не хочу навредить вам своим присутствием, пусть даже ненамеренно.

Признание Эди потрясло меня своей искренностью.

Я стиснул зубы, пытаясь сдерживать свои чувства. Но, несмотря на все мои усилия, во мне закипала злость на всех тех ублюдков, которые пытались унизить ее, указывая ей на ее происхождение. К злости примешивалось какое‑то чувство родства, приводившее меня в еще большее смятение. Каждый из нас в свое время подвергался одинаковым нападкам и оскорблениям, жестоким и бесчеловечным.

Эди положила свою салфетку на стол и поднялась.

— Мне лучше уйти, — сказала она.

Подожди… Что?

Я вскочил с места и, обогнув стол, схватил ее за руку, чтобы она не убежала от меня еще раз.

— Куда ты собралась?

— А разве вы не хотите, чтобы я ушла?

— Bella… — Я запнулся, потрясенный чувством сострадания, обрушившегося на меня при виде мучительной боли, отразившейся на ее лице. — С чего ты взяла?

— Я только что сказала вам, что моя мать была… — Она сглотнула, не в силах произнести слово, которое наверняка прилетало ей сотни раз. — Данте, она пользовалась дурной славой. Я не хочу…

— Ш‑ш‑ш… — Я прижал палец к ее губам. — Эди, моя мать была уличной проституткой. Она снимала мужчин за гроши и удовлетворяла их в подворотнях. Или приводила в комнату, где мы жили. Мои самые ранние воспоминания связаны со звуками, которые они издавали во время полового акта и которые я слышал, лежа в своей кроватке.

Эди в шоке посмотрела на меня, но я почему‑то чувствовал себя в безопасности, доверяя ей свою горькую правду. Я почти не знал эту девушку, но меня тронуло то, что за ее откровенным разговором стояло желание защитить репутацию моей компании, а не вызвать жалость с моей стороны.