Чужак из ниоткуда - Алексей Анатольевич Евтушенко

мира, существование которого ещё предстояло доказать. Мужчины ниоткуда. При этом память земного мальчишки тоже никуда не делась и, если честно, я не был до конца уверен в том, что его сознание, его «я» полностью покинуло своё тело.

Нет, никакого раздвоения личности я не ощущал. Никто не стучался в моё сознание с криком: «Пусти, гад, ты занял моё тело!», тут всё было в порядке. Но. Всегда есть «но», верно? А уж в моём фантастическом случае – тем более.

Так что должен был пойти провожать. Как Серёжа Ермолов. Должен. А дальше посмотрим.

Я благополучно довёл Ирку до Полтавских ворот (так назывался южный въезд в Кушку, где сохранились каменные столбы, на которых когда-то были навешаны широкие крепостные ворота). Мы болтали о каких-то пустяках, я старался поддерживать разговор, даже пошутил раз-другой. Уж не знаю, удачно или нет, но Ирка смеялась.

– Всё, – сказала она у ворот, забирая портфель. – Дальше мы вместе не ходим, чтобы мама не заметила.

– Ага, – сказал я. – Мама, конечно, не знает, что мы дружим.

– А мы дружим?

– А разве нет?

– Ну… можно, наверное, и так сказать, – мне показалось, что в её голосе проскользнула нотка разочарования.

Быстро всё-таки взрослеют девочки. Гораздо быстрее, чем мальчики.

Она медлила, словно ждала чего-то.

Ну ладно.

Я шагнул к Ирке, взял ладонями её лицо, поцеловал в край сочных, красиво очерченных губ.

– Ты что? – прошептала она, широко распахнув глаза. – Увидят же…

Оглянулась. Кроме нас, возле ворот никого не было, включая котиков. Ни на той стороне, ни на этой. Даже дорога, выложенная бетонными плитами, пустовала – ни одной машины.

– Пока, – я опустил руки, шагнул назад. – Увидимся в школе.

– Да, конечно, увидимся, – она коснулась пальцами губ. – Серёжа?

– Что?

– Что с тобой? Ты… ты стал совсем другой после… ну, после того, как тебя эта барбухайка афганская сбила. Я чувствую.

– Лучше или хуже? – улыбнулся я.

– Не знаю, – она покачала головой. – Другой. Старше, что ли. И не только. Знаешь… – она помедлила, – давай ты пока не будешь меня провожать.

О как, подумал я, такая маленькая, а уже женщина. Нутром почуяла чужака. Мама не почуяла, сестра тоже, а она почуяла.

– Обиделась, что я тебя поцеловал? Больше не буду, честное слово.

– Нет, не в этом дело. Просто…Просто давай оставим всё это. На какое-то время.

– Не вижу препятствий, – сказал я. – Оставим, значит, оставим.

– Вот опять, – сказала она.

– Что – опять?

– Ты сказал «не вижу препятствий». Раньше ты никогда так не говорил.

Да, подумал я, прокол. Серёжа Ермолов так не говорил. А вот Кемрар Гели говорил. Я просто сказал это по-русски. Хотя, что значит – прокол? Впереди меня наверняка ждут гораздо более серьёзные проколы. Что ж теперь, отказаться от грандиозных планов, которые уже начали понемногу складываться в моей голове? Ни в коем случае. Иначе всё вообще не интересно, и лучше бы я безвозвратно погиб там, на Гараде, в машине, спасая выскочивших на дорогу детей.

Но я вернулся. Думаю, не просто так. Должна быть какая-то цель у той силы, которая меня вернула, и думаю, это достойная силгурда и человека цель.

– Что ж, раньше не говорил, теперь говорю. Не вижу ничего странного.

– А походка?

– Что – походка?

– У тебя походка стала другая. Раньше ты ходил так, – она ссутулилась, вразвалочку, косолапя, прошлась туда-сюда. – А теперь так, – распрямила плечи, выровняла спину, и чуть ли не протанцевала по тротуару.

– Думаю, моторика изменилась после травмы, – сказал я. – Наверное, так бывает. Не знаю, я не врач.

– Моторика… – повторила она. – Слово-то какое. Ладно, я пошла.

– Пока, – сказал я.

Постоял, посмотрел ей вслед (красивая походка и обещает стать ещё лучше через год-другой), развернулся и отправился домой.

Рваный вышел из кустов, когда я срезал дорогу через аллею, ведущую к гарнизонному Дому офицеров. Я заметил его издалека, но продолжал идти, как шёл.

Он преградил мне путь.

Всё та же кепочка набекрень, мятые коричневатые штаны, пыльные туфли со сбитыми каблуками и полотняная серая куртка поверх застиранной рубашки. Под кепкой – неприятная ухмылка на тёмном лице, болотный взгляд, и окурок в углу толстых рыхлых губ.

– Давно не виделись, – сказал он.

– Угу, – я остановился. – Отойди, мешаешь пройти.

– Да что ты говоришь? Ай-яй-яй, как я мог…

Он думал, что бьёт быстро. На самом деле – очень медленно. Его правая рука сначала пошла назад в замахе, потом вперёд по широкой дуге. Даже без перехода в орно я видел, что кулак плохо сжат. Плохо и неправильно. Если и попадёт, то выбьет себе палец.

Но он, конечно, не попал.

Я ушёл нырком, легко и красиво, и тут же ударил правой снизу в солнечное сплетение. Резко, коротко, сильно, помогая бедром и телом.

Рваный хекнул, пытая втянуть в себя воздух, и замер с выпученными глазами.

Я сделал шаг назад и добавил носком ботинка в пах.

– Тля… – прохрипел Рваный и присел, схватившись за промежность.

Шаг вперёд и ладонями – по ушам.

Рваный вскрикнул и завалился на бок.

Я перешагнул через него и пошёл домой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Бег. Печи. Медосмотр. Библиотека. Вопросы и ответы

На следующий день я поднялся затемно. Часы показывали шесть утра. В доме было тихо – все спали.

Сходил в туалет, попил воды. Натянул футболку и запасные спортивные штаны (костюм мама вчера забрала в стирку, строго поинтересовавшись, не подрался ли я с кем-нибудь, на что я честно ответил, что играл в футбол), кеды, тихонько выскользнул на улицу.

Тишина. Редкие фонари на Карла Маркса не мешали рассмотреть густую яркую россыпь звёзд на небе. Найти Молочную Дорогу было не трудно – светящейся широкой туманной полосой она тянулась по небу с севера на юг. Или с юга на север, как кому нравится.

Я постоял, задрав голову и разглядывая звёзды.

Где-то там должны быть мои родные Крайто и Гройто. Сейчас я не знаю, где именно. Но отыщу обязательно.

Раз-два, побежали.

За ночь температура упала, пар лёгким облачком вырывался изо рта, лицо чуть покалывало, морозный воздух норовил забраться под футболку, загнать обратно в тёплую квартиру.

Врёшь, не возьмёшь. Мы, ребята с Гарада, морозов не боимся, у нас зима сто пятьдесят дней в году, снег – выше крыш, а морозы под минус семьдесят по вашему Цельсию. В СССР, в России, тоже есть похожие места. Обязательно как-нибудь побываю, сравню.

По пройденному ещё позавчера маршруту добежал вверх до Креста, спустился вниз к Октябрьской, пробежал мимо строящейся гостиницы, потом мимо школы, нырнул на спортплощадку.

Тело работало нормально, лучше, чем я рассчитывал. Раз-два-три-четыре – вдох. Раз-два-три – выдох. Раз-два-три-четыре – вдох. Раз-два-три – выдох. Хорошо всё-таки быть молодым – энергия так и