Арбузный король - Дэниел Уоллес
Шрифт:
Интервал:
Но они были не настроены попусту чесать языки.
— Игги Винслоу, — сказал Шугер. — Возраст: девятнадцать лет, три месяца и четыре дня — все верно?
Я сказал:
— Не имею понятия.
— Зато мы имеем, — сказал Карлтон Снайпс.
И Эл Спигл добавил:
— Так указано в документах.
В таких случаях они заранее проверяют свидетельства о рождении или записи в семейной библии, а то просто спрашивают у кого-нибудь, например у родителей. Правда, к тому времени мои родители уже давно умерли. Так давно, что я начал забывать их лица.
— Ладно, — сказал я, — допустим, мне девятнадцать с хвостиком. Что из того?
— И нам известно, что ты еще ни разу не делил ложе с женщиной, дабы посеять семя, дарящее новую жизнь… — Должно быть, они заучивали эти речи наизусть, потому что голос звучал как-то уж очень казенно. — Тебе еще только предстоит вскрыть сосуд с семенами, которые есть начало всех нас и будут таковыми во веки веков. Все сказанное верно?
— Вроде бы да, — сказал я, немного смутившись, — если, конечно, я правильно понял, к чему ты клонишь. Да ты и сам это знаешь, Шугер.
Мы с Шугером иногда говорили на эту тему, и он описывал мне, как оно происходит с женщиной, что ты чувствуешь в это время, ну и все такое. Шугер был мой друг.
По их словам и поведению уже было видно, что они собираются делать и чем это для меня закончится. Я переводил взгляд с одного капюшона на другой, все еще надеясь, что это окажется не так, что Шугер вдруг скажет: «Мы просто тренируемся, Игги» или что-нибудь в таком духе. Но то была пустая надежда, как говорила моя мама. Она часто говорила про пустые надежды. Я понял, что в этом году меня хотят сделать Арбузным королем.
Но тут я кое-что вспомнил. У меня еще был шанс увернуться!
— Погодите, — сказал я. — Погодите минуту. Год назад я тоже был самым старшим, но все тогда решили, что будет неправильно иметь королем такого… ну, вы же сами знаете…
— Местечкового дурачка, — сказал Шугер.
— Местечкового дурачка, — повторил я. — Все решили, что это будет неправильно, потому что я… как ты тогда говорил, Шугер?
— Потому что твоя черепушка дает слишком большую течь, — сказал он.
— Именно, — сказал я. — Моя черепушка дает течь.
— И ты не способен делать простейшие вещи, — продолжил он.
— Так и есть, — сказал я.
— Например, читать, — сказал он. — Потому что тебя никто этому не учил.
— Но я умею читать! — крикнул я не подумавши.
— Игги Винслоу… — произнес Карлтон Снайпс торжественно, и Эл Спигл вручил мне пластиковый пакет с сотней арбузных семечек.
— Ты будешь королем, — сказал он.
И тут внезапно ожила болотная карга. Я не заметил, как и откуда в ее сухоньких темных ручонках вдруг появился арбуз, которым она запустила в меня с такой страшной силой, словно хотела укокошить на месте, и арбуз лопнул у самых моих ног, и я был весь облеплен его брызгами.
Они повернулись и ушли прочь, унеся с собой свет, а я остался стоять в темноте, держа в руках пакет арбузных семечек.
Я не знаю, что происходило в жизни твоей мамы до ее приезда к нам. Но я знаю, что ее сердце уже было заполнено. Чем оно было заполнено — любовью или, может, тоской, — я опять же сказать не могу, однако для меня в этом сердце все же нашлось немного места. Ее окружали толпы влюбленных мужчин; правда, почти все они любили ее вприглядку, не дотрагиваясь, лелея пустые надежды, как сказала бы моя мама. Но были и такие, кто дотрагивался, беря ее за руку или обнимая, — я видел это своими глазами. Я видел, как они приходили к ней, снова и снова. Мой отец говорил: «Чтобы узнать вкус пудинга, надо его попробовать». Они все хотели попробовать пудинг, отхватить от него кусок побольше, но я не думаю, что кому-то из них это удалось. По крайней мере, мне о таких случаях ничего не известно. Однако я замечал, что на обороте некоторых листов, которые мы использовали во время занятий, она рисует шеренги маленьких разбитых сердец, а также переплетенные сердечки или цветы, у которых вместо головок была все та же эмблема — разбитое сердце. Порой она была так увлечена рисованием, что не слышала, как я входил в дом, а при виде меня вздрагивала и удивленно говорила «Игги!», словно напрочь забыв про назначенный на это время урок.
Я только хочу сказать, что мысли ее были заняты другими вещами. То же самое творилось и со мной после того, как меня выбрали королем. Но ей лучше удавалось переключаться на наши занятия. Меня же словно заклинило, и одной из причин этого — я не говорю, что главной причиной, — была мысль: «Это случилось со мной потому, что я начал учиться читать». После той ночи дела пошли наперекосяк, я не мог прочесть даже хорошо знакомые мне слова. Неделей ранее мы освоили сочетание «тр» — «трактор», «треск», «требуха» и все такое, — и она даже наградила меня ценным подарком (это был чизбургер) за успехи в учебе, и вот теперь я тупо смотрел на эти буквы, как будто видел их впервые в жизни. «Попробуй еще раз», — говорила она, и я попробовал, но все без толку. В голове моей трещала требуха от напряжения, но треклятое слово, написанное на бумаге, оставалось непонятным. Я был готов расплакаться от досады, и в конце концов слеза капнула-таки на лист, как раз на букву «р».
— Игги, с тобой что-то неладно? — спросила она.
Я больше не мог сдерживаться и сказал:
— Похоже на то, мисс Люси.
Она не любила, когда я называл ее «мисс Люси», но все прочие твердили мне, что именно так я должен к ней обращаться.
— Может, обсудим твою проблему?
И я сказал:
— Да.
Она, конечно, знала об Арбузном фестивале. Я помню, как незадолго до того она вместе с прочими загадывала, сколько семян окажется в рекордном арбузе. При этом она веселилась, как маленькая девочка. И еще она вызвалась представлять на карнавале «Дочерей павших конфедератов». Вообще, без ее участия тогда не обходилась ни одна затея в городе. Но про Арбузного короля она услышала впервые — на эту тему наши не очень-то разговорчивы, — так что мне пришлось начать издалека, а закончил я рассказом про последнюю ночь, про людей в капюшонах и про болотную старуху, швырнувшую в меня арбузом.
Прежде я никогда не видел ее расстроенной. Хотя, понятно, я не мог похвастаться, что хорошо ее знаю. Она слушала меня не перебивая, с таким напряжением, что мне стало казаться, будто я говорю на каком-то чужом языке и она с большим трудом улавливает смысл. Я заметил, что она следит за моими губами — как во время уроков чтения — и недоверчиво покачивает головой, а когда я закончил, она довольно долго просидела молча, видимо не находя слов.
Наконец она заговорила:
— Я… я не могу этому поверить. В голове не укладывается. Никто не имеет права вытворять такие вещи.
— Однако это все правда, — сказал я. — Каждое слово.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!