Мурена - Влада Багрянцева

на грязь, ни на роняющих катышки коз, которых вели на рынок мальчишки постарше.

— Проходите, Ваше Превосходительство, негоже вам взор свой такими низкими картинами услаждать, — произнес Мурена, распахивая перед ним дверь. — Или, если хотите, могу отобрать палку у самого мелкого и развлечетесь, пока не наскучит.

Леон шагнул внутрь и закашлялся от другого, более резкого запаха — дым от курительницы, миндальное масло в лампадке и что-то ещё, незнакомое. В маленьком, захламленном до потолка статуэтками, фигурками, лампами, шарами, вазами с сухоцветами и перьями, картинами, лентами, коробками, шкатулками, — не перечислить всего — в середине, за низким столиком сидела женщина с массивными серьгами в ушах и убранными под тюрбан волосами. Тюрбан и серьги внушали уважение сразу, а когда ведьма — Леон и не сомневался в ее профпринадлежности — хохотнула трескучим голосом и смела со стола замусоленные, огромные, как обложка офисного блокнота, карты, то он и вовсе проникся благоговением.

— Вы? — сел на качнувшийся табурет и всмотрелся в хищные черты вчерашней попрошайки.

— Я, — кивнула та, улыбаясь. — Позолоти ручку, красивый мой. — Подтянула его руку, перевернула ладонью вниз и ткнула чем-то так ловко и быстро, что Леон и ойкнуть не успел. На подсунутую карту с изображением сатира капнули две капли его крови. Ведьму это не устроило, и она, нажав на побелевший палец, выдоила еще две. — Итак, в запасе у тебя четыре дня — как раз в низине за городом установят шатры для ярмарки.

— А при чем тут… — Леон потер пострадавший палец. — Как вообще… Я ничего не понимаю.

— И не надо, — вклинился Мурена, вертевший в руках хрустальный шар с перламутровым дымом внутри. — Дай Шу делать свою работу и не забудь заплатить потом золотыми.

— Сегодня вечером случится нечто, что отсрочит твою женитьбу, — продолжала эта Шу, надурившая вчера Леона. — Потом ты пойдёшь на ярмарку, зайдешь в шатер к работорговцу и выберешь самого большого и самого злого раба — это отменит твою свадьбу.

— Откуда вы знаете, что там будет самый большой и… — Леон опустил глаза на карту — следов крови не было, замасленная бумага ее словно впитала. — И как это…

Мурена, оказавшись позади, тяжело опустил руки на его плечи. Леон замолчал.

— Если согласен, скажи, что согласен, — произнес шут. — Если нет — тогда хватит трепаться, поднимай свою герцогскую сраку и вали отсюда.

— Никто не умрет? — спросил Леон осторожно.

Мурена тоже молчал, ответила Шу:

— В ближайшие несколько месяцев — никто. Но не беспокойся, красивый мой, золотой, Шу знает, что делает. Ты же веришь Шу, которая сохранит твой большой секрет?

Леон, завороженно глядя за ее ногтем, постукивающим по карте, кивнул. Состояние транса покинуло его только когда он выбрался наружу. Детей с палками уже не было, и воняло вполне сносно.

— Что за секрет у вас, интересно? — задумчиво протянул Мурена. — Но на то он и секрет, вы его, конечно, не расскажете… Боги, какое у вас кислое лицо, будто на клизму собираетесь! Давайте пройдем мимо старой Жанны, она печет самые изумительные пирожки со сладкими бобами во всем городе.

7

У Мурены глаза были экзотические — волной, будто стрелки расходились от уголков растущих в два ряда ресниц вглубь к зрачку, отчего казались еще глубже. В мире Леона растущие в два ряда ресницы считались генетической мутацией, и у нее имелось свое название, тут же это, похоже, никого не удивляло. Также, если приглядеться, помимо прочих шрамов на нем можно было заметить совсем уж жуткий, проходящий под кадыком и делящий напополам длинную шею, точно кто-то собирался отрезать ему голову. Задумавшись над этим, Леон сглотнул и отвернулся, а Мурена, прервав себя на середине очередной байки про настоятеля местного монастыря, подхватил его под руку, прижимаясь бедром.

— Бледный вы совсем, как утопленник, — произнес он певуче, и Леон предположил, что скоро его ждет стихоплетство. — Хотите, свернем с вами во-о-от в эту арку, там, у канавы, есть темный закуток и удобная стена.

— Для чего удобная? — спросил Леон.

— Для того, чтобы я смог опереться, — проговорил Мурена и прижался еще теснее, мешая идти. — Вы меня там отдерете как следует. Или я вас. Как вам идея, мой светлый принц? Вас никогда не ставили раком?

Леон выдернул рукав и прибавил ходу, однако шут его быстро догнал:

— Вот, уже лучше — румянец вам к лицу! Хотя, я считаю, что кое-какая часть меня была бы вам больше к лицу…

У лавки с подвешенным над порогом медным кренделем Мурена перестал описывать Леону красочные подробности их соития, вплоть до звуков, которые герцог должен был производить в названной ранее позе, и зашел внутрь. Пока он отсутствовал, Леон пинал подвернувшийся камешек и злился из-за того, как легко краснеет в присутствии этого… человека. Он, взрослый мужик, краснеет в присутствии какого-то странного существа. Конечно, харизма из того перла такая, что будь шут страшен, как горгулья, он бы и не заметил, но шут был ко всему прочему еще и хорошо сложен и привлекателен. И это в цветастом тряпье и дурацкой, раздражающей бубенчиками шапке, которой сегодня, к счастью, не наблюдалось. А если его еще и приодеть в костюм, да пригладить растрепанную гриву…

— Ну и лицо у вас, — сказал, внезапно появляясь перед ним Мурена. — Воодушевленное какое! Вспоминаете, как пороли меня на конюшне и у вас снова петушок встал?

— Никого я не порол! — почти прорычал Леон, выхватывая у него из рук бумажный пакет с потрясающе пахнущей сдобой. — Все что было — забудь. Словно это и не я был. Я бы никогда в жизни не переспал с Вестой.

— Не беспокойтесь, — невнятно, потому что половина пирожка исчезла у него во рту, сказал шут. — Шу меня никогда не подводила. Ей плевать, герцог вы или хуй конячий — сделает так, что не прикопаешься. Талант.

— А ты тоже вроде как маг? — поинтересовался Леон, надкусывая сдобу и прикрывая глаза от удовольствия — такой он правда еще не ел, чтоб таяла на языке как безе.

— Это в крови, вроде как наследственный дар. Но я им почти не пользовался, так, по мелочи. Что-то серьезное требует