Куда приводят мечты - Ричард Матесон

— Крис!

Я быстро обернулся. В саду появился сияющий ореол. Я взглянул на Кэти, которая завиляла хвостом, потом вновь посмотрел на свет. Мои глаза постепенно привыкли, и свет начал меркнуть. Ко мне приближался человек, которого я видел — сколько же раз? Было даже не припомнить. Я никогда раньше не замечал его одежду: белая рубашка с короткими рукавами, белые брюки и сандалии. Он с улыбкой подошел ко мне с раскрытыми для объятия руками.

— Я почувствовал, что ты недалеко от моего дома, и сразу же пришел, — молвил он. — Ты это сделал, Крис.

Он тепло меня обнял, потом отстранился, по-прежнему улыбаясь. Я взглянул на него.

— Ты… Альберт? — спросил я.

— Верно. Он кивнул.

Это был наш кузен, мы всегда звали его Бадди*[2]. Он выглядел великолепно, насколько я помню его появления в нашем доме, когда мне было лет четырнадцать. Сейчас он казался даже более энергичным.

— Ты так молодо выглядишь, — заметил я. — Тебе не дашь больше двадцати пяти.

— Оптимальный возраст, — ответил он. Ответа я не понял.

Когда он наклонился, чтобы погладить Кэти по голове и поздороваться с ней — меня удивило, что он знает ее, — я уставился на одну вещь, о которой еще не упоминал. Всю его фигуру окружал сияющий голубой ореол, пронизанный белыми искрящимися огоньками.

— Привет, Кэти. Рада его видеть, да? — спросил он.

Он снова погладил собаку по голове, потом с улыбкой выпрямился.

— Тебя интересует моя аура, — сказал он. Я с удивлением улыбнулся.

— Да.

— Она есть у всех, — объяснил он. — Даже у Кэти. — Он указал на собаку. — Ты не заметил?

Я с удивлением посмотрел на Кэти. Я действительно не заметил — хотя теперь, после слов Альберта, это стало очевидным. Аура была не такой яркой, как у него, но совершенно четкой.

— По ауре нас можно распознать, — сказал Альберт.

Я посмотрел на себя.

— А где же моя? — спросил я.

— Никто не видит свою собственную, — пояснил он. — Это мешало бы.

Я этого тоже не понял, но в тот момент меня мучил другой вопрос.

— Почему я не узнал тебя, когда умер? — спросил я.

— Ты был в смятении, — ответил он. — Наполовину проснувшийся, наполовину спящий, в каком-то неясном состоянии.

— Это ведь ты в больнице советовал мне не сопротивляться, правда?

Он кивнул.

— Правда, ты слишком сильно сопротивлялся, чтобы меня услышать, — сказал он. — Боролся за жизнь. Помнишь смутный силуэт, стоящий у твоей постели? Ты видел его, хотя глаза у тебя были закрыты.

— Так это был ты?

— Да. Я пытался прорваться, — объяснил он. — Сделать твой переход менее болезненным.

— Боюсь, не очень-то я тебе помог.

— Ты и себе не мог помочь. — Он похлопал меня по спине. — Тебя все это сильно травмировало. Жаль, ты не получил облегчения. Обычно людей встречают сразу же.

— Почему же не встретили меня?

— До тебя было никак не добраться, — откликнулся он. — Ты очень стремился найти жену.

— Я чувствовал, что должен, — вымолвил я. — Она была так напугана.

Он кивнул.

— Ты проявил большую самоотверженность, но из-за этого оказался в ловушке на пограничной полосе.

— Это было ужасно.

— Знаю. — Он ободряюще сжал мое плечо. — Но могло быть гораздо хуже. Ты мог задержаться там на месяцы или годы — даже на столетия. Не такой уж редкий случай. Если бы не позвал на помощь…

— Ты хочешь сказать, пока я не захотел, чтобы мне помогли, ты ничего не мог поделать?

— Я пытался, но ты отвергал мою помощь. — Он покачал головой. — И только когда меня достигли вибрации твоего зова, появилась надежда на то, что удастся тебя убедить.

Тогда до меня дошло; не знаю, почему я так долго не мог догадаться. Я с благоговением огляделся по сторонам.

— Так это… небеса?

— Небеса. Отчизна. Жатва. Страна вечного лета, — ответил он. — Выбирай.

Я понимал, что это прозвучит глупо, но хотел знать.

— Это — страна? Образ существования? Он улыбнулся.

— Образ мыслей.

Я посмотрел на небо.

— Никаких ангелов, — констатировал я, отдавая себе отчет в том, что это шутка лишь наполовину.

Альберт рассмеялся.

— Можешь ты вообразить себе нечто более неуклюжее, чем притороченные к лопаткам крылья?

— Так что — таких вещей не существует? Понимая, что спрашивать наивно, я не мог удержаться от этого вопроса.

— Существуют, если человек в них верит, — сказал он, снова приводя меня в смущение. — Как я сказал, это образ мыслей. Что говорится в изречении на стене твоего офиса? То, во что ты веришь, становится твоим миром.

Я был поражен.

— Так ты об этом знаешь? Он кивнул.

— Каким образом?

— Объясню в свое время, — пообещал он. — А сейчас я хочу лишь доказать то, что наши мысли действительно становятся нашим миром. Ты думал, это относится только к земле, но здесь это еще более уместно, потому что смерть — переход сознания с физического уровня на психический, настройка на более тонкие поля вибрации.

Я представлял себе то, о чем он говорит, но не был вполне уверен. Думаю, это отразилось на моем лице, потому что он с улыбкой спросил:

— Непонятно? Объясню по-другому. Разве жизнь человека хоть как-то изменяется, когда он снимает пальто? Она не меняется и тогда, когда смерть лишает его оболочки в виде тела. Он остается той же самой личностью. Не более мудрой. Не более счастливой. Не более свободной. Такой же, как прежде.

Смерть — всего лишь продолжение жизни на другом уровне.

И тогда меня осенило. Не могу понять, почему не подумал об этом раньше — наверное, на меня обрушилось слишком много удивительного, с чем предстояло свыкнуться, так что эта мысль пришла ко мне только сейчас.

— Мой отец, — сказал я, — твои родители. Наши дяди и тети. Они все здесь?

— «Здесь» — слишком большое место, Крис, — заметил он с улыбкой. — Если ты хочешь спросить, существуют ли они, то да, конечно.

— Где они?

— Надо проверить, — ответил он. — Единственные люди, о ком я знаю наверняка, — это моя мать и дядя Свен.

При упоминании имени дяди на меня нахлынуло радостное чувство. В памяти возник его образ: голова с блестящей лысиной, яркие глаза, сверкающие за стеклами очков в роговой оправе, оживленное лицо и бодрый голос, неисчерпаемое чувство юмора.