Фальдийская восьмерка - Андрей Андросов

Здесь безраздельно властвовали грязь, ржавчина и разномастные железные лачуги, вечно пахло гарью, перегретым металлом и эйром, шумело в ушах от лязга железок, а в голове – от дешевого пойла, которое здесь гнали, казалось, даже из загаженной маслом и отходами воды. Густой, вонючей и охотно разъедающей своих обитателей и днища рыбацких суденышек.

Сейчас, в середине зимы, Яма стала еще отвратительнее, словно сбросивший сальную рванину нищий, выставляющий напоказ истерзанное лишаем и струпьями тело в отчаянной попытке вызвать жалость и заработать на миску супа, но получающий за это лишь волны брезгливости и редкие, осторожные пинки. Мало ли, что там к сапогам прилипнет.

– Красные? – шмыгнул сизым, ноздреватым носом простуженный раб, – Откуда здесь? Тут на переплавку все, дольше месяца не задерживается. Это красивое надо искать. Хотя, целый скиммер я бы запомнил.

На посетителя он смотрел неодобрительно. Мало того, что приперся под самый вечер, когда обитатели западной свалки расползаются по теплым норам, так еще и ведет себя как распоследний сарак – кто же задает вопросы вот так, сразу, без ругани на нерасторопность и грязных оскорблений? Сразу видно нездешнего.

– И где у вас красивое? – устало спросил Брак, почесывая колючую щетину.

С тех пор, как он покинул каюту “Красавицы Востока”, времени на личную гигиену не было. Жрал, что придется, спал в первой попавшейся съемной комнате, а все свободное время посвящал обходу кабаков, таверн, лавок… И все впустую. Никто из обитателей Ямы не мог вспомнить колоритную парочку – огромного лысого толстяка с кувалдой и светловолосую девчонку, передвигающихся верхом на тяжелом скиммере. Возможно даже красном.

Оставались свалки, которых в южном городе было больше, чем зубов у катрана. Маленькие, большие, соседствующие с мастерскими и плавильнями, до отказа набитые изломанным хламом, обломками техники и ржавыми остовами машин. Яма не брезговала ничем, по дешевке выкупая из трюмов любой металлический мусор, покладисто закрывая глаза на его происхождение. В самом деле, зачем владельцу очередной кучи знать, откуда в трюме вольника взялся смятый тяжелыми колесами гельвент? Поврежденное восстановят и перепродадут, сильно покореженное – разберут на части и продадут, а совсем уничтоженное переплавят и… Да, несомненно продадут. Быть может даже обратно тому, кто перед этим и сменял эту рухлядь на пару зеленух.

Шансы отыскать здесь хоть какие-то зацепки, свидетельствующие о том, что Логи вместе с Левой вообще добрались до Ямы, были примерно такие же, как у придонного солма умереть от старости. Но Брак упорно обходил свалки, одну за другой, спрашивал, ковырялся в ржавых кучах, терпеливо ждущих рук своего сводилы, искал красивое…

И нашел.

Знакомая половинка сферы, аляповато выкрашенная красным. Погнутая, смятая, словно по ней долго топтались тяжелыми сапогами. Лишенная своей опасной начинки, пустая скорлупка от эйноса, из которой безжалостно выдрали все ценное и отбросили в сторону. Железка наверняка давно бы отправилась на переплавку, если бы не вызывающая расцветка – в лучах вечернего солнца она горела путеводным маяком, наверняка привлекая немало людей к неприметной во всем остальном куче.

Действительно красивое.

На Яму уже спустилась сырая, беззвездная ночь, пахнущая морем и гнилью, когда Брак закончил разбирать гору хлама. Он откинул в сторону затейливо скрученный конденсатор со снятыми чашками, приподнял лист обшивки, шуганув ютившуюся там крысу… А затем грязно выругался и со всей силы пнул шаргову полусферу, отправив ее в недолгий полет к луже подмерзшей грязи. В воздухе повис глухой металлический звон.

– Я тоже набойки хочу, – высморкался раб, зябко поежившись. – Здесь такое нужно, сапог распороть проще, чем…

– Еще такое есть? – глухо спросил Брак, сверля взглядом выпотрошенную кучу. – Откуда оно?

– Да хер его знает, – пожал узкими плечами невольник, – Привез кто-то. Какой мусор соберут в степи, то и тащат. Мы не спрашиваем.

Механик промолчал. Покачался с мыска на пятку, бездумно глядя куда-то перед собой, а затем вытащил из под куртки плоскую фляжку. Смял и отбросил в сторону пробку, запрокинул, чувствуя как обжигает глотку давно забытым вкусом степного самогона.

Остатки пойла Брак вылил на землю, под осуждающим взглядом раба. Выкинул опустевшую посудину в кучу, молча сунул в протянутую руку зеленуху и пошел к выходу. Слегка пошатываясь, то ли от выпитого, то ли от едва заметной хромоты.

Невольник проводил странного посетителя взглядом, сунул зеленый кристалл за щеку и осторожно полез за призывно блестевшей флягой, искренне надеясь что приземлилась она удачно. При падении там отчетливо булькнуло, а слух у него всегда был хороший… Чего добру зря пропадать? Он же не сарак какой-нибудь, которые жизни настоящей не знают и остатками брезгуют.

В помещении было жарко, влажно, воняло эйром, вуршем и резиной. Огромная рама колеса лежала на боку, плотно укутанная слоями полупрозрачной пленки, а из висящего под потолком раскаленного котла тонкой струйкой лилась густая черная жижа. Полуголые мастеровые потели, кряхтели, упираясь руками в пузатые бока и осторожно подогревая варево. Перекалишь, займется огнем – и полдня работы шаргу в глотку. А за такое в мастерской Ржавого Зуба можно было получить по зубам и на сутки отправиться в плавильню – тягать железки и носить ведра с вонючими присадками.

– И за каким ржавым хером я должен тебя нанимать? – хозяин мастерской был явно не в духе, ковырялся в зубах длинным коричневым ногтем и на посетителя вообще не смотрел, – Мне тут лишние рты не нужны до весны.

– Не наниматься, – терпеливо ответил Брак, наблюдая за заливкой колеса, – У тебя есть пустующий агнар за пристройкой, я хотел бы его купить. Или арендовать под свое дело.

– Хера себе словечки. Бездельники мне тут тем более не нужны, – хмыкнул Ржавый Зуб, снизойдя наконец взглядом до механика, – На кой ржавый хер тебе ангар? Притон? Очередной вшивый кабак где вместо закуски - гразги, а в пиво подмешивают сонную дурь?

– Сводить, – пожал плечами Брак, – Тебе привет от Соплевода.

А вот это сработало. Грузный одноглазый механик крякнул, откинулся в кресле и сложил ладони вместе, переплетя оставшиеся пальцы.

– И что же просил передать мой дорогой, любимый Соплевод?

– Что бесконечно уважает тебя за науку и сожалеет, что был таким жалким и тупым, – Брак заметил, как глаза собеседника подозрительно прищуриваются а рот приоткрывается, поэтому поспешно добавил: – А еще он просил, чтобы ты пошел и утопился в сральнике.