След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше - Стивен Эриксон

требуется лечение. Ле Грутт не может идти, а Мортари… у Мортари, похоже, не все дома.

— Никто из них не был похож на меня, — произнес Мортари, склонив набок распухшую голову. — Что бы кто ни говорил. — Он слизнул сочащуюся из носа жидкость. — К тому же я всю неделю пил, а у нее были такие симпатичные ушки.

— Лурма, доставай уже свое снадобье.

Ворча, Лурма, известная многим как Щипачка, пошарила в своей сумке и извлекла золоченый флакон.

— Вообще-то, он у меня один-единственный, — пояснила она. — На самый крайний случай. А нам предстоит пробраться в королевский дворец, кишащий демонами и кто знает, чем еще. Говорю тебе, Плакса, это не самая лучшая идея.

— Давай сюда.

Лурма протянула подруге флакон. Нижняя губа ее обиженно дрожала. Какое-то время их руки не могли встретиться — флакон метался из стороны в сторону.

— Да бери же!

— Пытаюсь! Стой спокойно!

Завладев наконец флаконом, Плакса присела рядом с Ле Груттом.

— Хватит одного глотка, — сказала она. — Мощнейшее средство.

— Само собой, — фыркнула Лурма. — У Щипачки все только самое лучшее. А теперь пропадет впустую.

— У него дыра в ноге, Лурма, — возразила Плакса, — через которую твоя рука пролезет.

— Лично я видала и хуже, — парировала Лурма, скрестив руки. — С такой царапиной я могла бы полдня бегать.

Ле Грутт проглотил свою порцию и, вздохнув, снова лег.

Плакса повернулась к Мортари:

— Теперь ты, Мортари.

— Она выла у меня под окном не знаю сколько ночей.

— Не сомневаюсь. Вот, выпей. Один глоток!

Мортари сделал глоток и вернул флакон.

— Пика воткнулась мне в плечо, — сказал он. — Плохо! — Он нахмурился. — И моя голова… что с моей головой? Мама всегда говорила: «Не буди спящую собаку», но разве я ее слушал? А надо было. Щенки вовсе не были на меня похожи, нисколько.

— Раны зажили, но мозги все равно набекрень, — проворчал Ле Грутт.

— Не так уж и плохо, когда мозги набекрень, — моргая, объявил Мортари. — У нее потом был такой дикий взгляд, что меня аж в дрожь кинуло. Так уж это заведено: сперва сделаешь, а потом жалеешь. В любом случае она, после того как родила щенков, страшно опустилась — понимаете, о чем я? Сиськи болтаются и все такое. Но я был все еще молод. У меня было будущее!

Плакса отдала флакон Лурме.

— Вот видишь, — сказала она, — еще кое-что осталось.

— Эй, — прошипел Симон Нож, — а я?

— Не так уж и много крови вылилось из твоего мокасина, — ответила Плакса. — Переживешь.

— Но я же боец на ножах! Мне нужны быстрые ноги, чтобы танцевать, уворачиваться, скользить и раскачиваться, подобно смертоносной тени, сверкая клинками в лунном свете…

— Да ты просто швыряешь эту свою хрень и бежишь, — пробормотала Лурма. — Каждый раз.

Симон развернулся к ней:

— В каком смысле?

Плакса Хват, известная многим как Прикрытчица, подняла руки:

— Хватит ссориться! Ле Грутт, ты готов?

— Готов, угу. У меня глаза как у кошки. Хватаюсь руками и упираюсь ногами. — Он достал из сумки моток веревки и, увидев, как нахмурилась Плакса, пояснил: — Там могут быть ловушки.

— Ловушки? Это не какая-то гробница яггутов, Ле Грутт, а всего лишь долбаный дворец.

Лицо Ле Грутта приобрело упрямое выражение.

— Я никуда не хожу без веревки. И без своего воскового шара. И без плаща-невидимки…

— Чего-чего? — усмехнулся Симон. — Ах, ты про свое пыльное пончо. Ну да, извини.

— Пыль, угу, — проворчал Ле Грутт. — Помогает сливаться со стенами и все такое.

— Давай, пошел, — поторопила Плакса. — Затем ты, Симон, за тобой Мортари, дальше Лурма, а потом я. Барунко идет последним.

— Последним, — повторил Барунко. — Ура!

Пол испещряли выгравированные пентаграммы всевозможных размеров, среди которых извивалась лишь узкая дорожка. Эмансипор остановился в дверях, облизывая казавшиеся невероятно сухими губы еще более сухим языком. Дыхание слуги участилось, его била дрожь, а на лбу выступил холодный пот.

— Эй, Риз? Что-то не так?

Прищурившись, слуга взглянул на Бошелена, который стоял возле длинного узкого стола, заставленного склянками, стаканами, запечатанными урнами, изящно украшенными маленькими шкатулками, глиняными сосудами, красками, кистями и угольными палочками. На полке над столом располагался ряд приподнятых над ее поверхностью дисков, в каждом из которых содержался крошечный демон. Большинство их неподвижно сидело на корточках в центре своих скромных тюрем, сверкая глазами, хотя некоторые расхаживали туда-сюда, будто посаженные в клетку крысы. На всех виднелись смазанные следы яркой краски.

— Риз?

— А? Нет, хозяин, со мной все в порядке. Более или менее. Наверное, съел что-то не то.

— Тогда идемте со мной и помните, что необходимо держаться между кругами на полу. Вызов демонов — весьма деликатное искусство. Любой неверный шаг может привести к катастрофе. Итак, — он хлопнул в ладоши, — начнем с самой сложной задачи — вызова анделенского высокородного демона, возможно даже королевской крови. Как только мы подчиним себе этого достойного слугу, мы добавим к нему несколько десятков демонов попроще, каждый из которых станет приманкой для Равнодушного Бога, обладающего ненасытным аппетитом. Должен сказать вам, любезный Риз, прошло немало лет с тех пор, как я в последний раз чувствовал себя столь… воодушевленным.

— Угу, хозяин, я обратил внимание, в каком волнении вы пребываете.

Бошелен помедлил, подняв бровь.

— В самом деле? Это настолько очевидно?

— У вас борода дернулась.

— Правда?

— Один раз.

— Что ж, замечу, что вы весьма наблюдательны. Однако я крайне ценю невозмутимость и хладнокровие, как и подобает мастеру некромантии и вызова демонов, не говоря уже о короле-тиране. О нет, я вовсе не намерен становиться одним из тех тиранов-самодуров — их идиотские выходки лишь внушают мне отвращение и, скажем так, приводят в замешательство.

— Угу, хозяин, невнятица, которую несут с трона, есть признак дурного вкуса, как вы сами говорили.

Бошелен поднял длинный палец:

— Самое главное, Риз, — постоянно создавать иллюзию, будто вся власть в твоих руках. А теперь идемте. Вы понадобитесь мне для вызова демонов.

Эмансипор осторожно подошел к нему:

— Что я должен делать, хозяин? Вы что-то говорили про принца демонов?

— Да. Который явится в дурном настроении, недовольный и, возможно, даже разъяренный.

— А… гм… я?

— Вы встанете… здесь, как можно ближе к краю круга, естественно не касаясь его. Давайте, не бойтесь… Да, вот так. А теперь не шевелитесь.

— Хозяин?

— Да, Риз?

— Что мне делать дальше?

— Ничего.