Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

При виде своего дитяти миссис Бардл встрепенулась; опомнившись вдруг, она поцеловала его с безумным видом, затем, снова впав в состояние истерического слабоумия, добрая леди пожелала узнать, где она находится. В ответ на это миссис Клаппинс и миссис Сендерс отвернулись и залились слезами, в то время как мистеры Додсон и Фогг умоляли истицу успокоиться. Королевский юрисконсульт Базфаз усердно тер глаза большим белым носовым платком и бросал умоляющий взгляд на присяжных, а судья был заметно растроган. Многие зрители старались кашлем подавить свое волнение.

– Прекрасная мысль! – шепнул Перкер мистеру Пиквику. – Замечательные ребята – эти Додсон и Фогг. Превосходно рассчитано на эффект, уважаемый сэр, превосходно!

Пока Перкер говорил, миссис Бардл начала медленно приходить в себя, а миссис Клаппинс, заботливо осмотрев пуговицы юного Бардла и петли, им соответствующие, поставила его перед матерью, – выгодная позиция, где он не мог не пробудить сострадания и симпатии как судьи, так и присяжных. Это было сделано после серьезного сопротивления и горьких слез со стороны юного джентльмена, у которого мелькало тайное опасение, что, выдвигая его пред очи судьи, соблюдают только предварительную формальность, после чего ему тотчас же прикажут удалиться по меньшей мере для немедленной экзекуции или для отправки за океан на все дни его жизни.

– Бардл и Пиквик! – выкрикнул джентльмен в черном, называя дело, стоявшее первым в списке.

– Я – со стороны истицы, милорд, – сказал королевский юрисконсульт Базфаз.

– Кто с вами, коллега Базфаз? – спросил судья.

Мистер Скимпин поклонился, давая понять, что это именно он.

– Я – со стороны ответчика, милорд, – сказал королевский юрисконсульт Снаббин.

– А с вами кто, коллега Снаббин? – осведомился судья.

– Мистер Фанки, милорд, – ответил королевский юрисконсульт Снаббин.

– Королевский юрисконсульт Базфаз и мистер Скимпин – со стороны истицы, – сказал судья, записывая фамилии в записную книжку и повторяя вслух. – Со стороны ответчика – королевский юрисконсульт Снаббин и мистер Банки.

– Прошу прощения, милорд, – Фанки.

– Очень хорошо! – сказал судья. – Я еще не имел удовольствия слышать фамилию джентльмена.

Мистер Фанки поклонился и улыбнулся, и судья тоже поклонился и улыбнулся; затем мистер Фанки, покраснев до самых белков глаз, постарался принять такой вид, словно он не подозревает, что все на него смотрят, – задача, с которой никогда еще не мог справиться ни один смертный и, по всей вероятности, никогда и не справится.

– Продолжайте, – сказал судья.

Судебные приставы снова призвали соблюдать тишину, и мистер Скимпин «открыл дело»[111]; но когда дело открылось, то оказалось, что в нем почти ничего нет, ибо мистер Скимпин оставил при себе все обстоятельства, какие были ему известны, и сел по истечении трех минут, оставив присяжных в той же стадии осведомленности, в какой они пребывали раньше.

Затем поднялся королевский юрисконсульт Базфаз со всем величием и достоинством, каких требовало существо дела, шепнул что-то Додсону и, кратко переговорив с Фоггом, натянул мантию на плечи, поправил парик и обратился к присяжным.

Королевский юрисконсульт Базфаз начал с заявления, что никогда на протяжении всей своей профессиональной карьеры, никогда с той минуты, как он посвятил себя юридической науке и практике, не приступал он к делу с чувством такого глубокого волнения или с таким тяжелым сознанием ответственности, на него возложенной, – ответственности, сказал бы он, которую он не мог бы принять на себя, если бы его не вдохновляло и не поддерживало убеждение столь сильное, что оно равно подлинной уверенности в том, что дело правды и справедливости, или, иными словами, дело его жестоко оскорбленной и угнетенной клиентки, должно воздействовать на двенадцать высоконравственных и проницательных людей, которых он видит сейчас перед собой на этой скамье.

Адвокаты обычно начинают в этом стиле, ибо он создает у присяжных наилучшие отношения с самими собой и заставляет их думать о том, какие они, должно быть, умные люди. Явные результаты сказались немедленно: многие присяжные с большим рвением начали делать пространные записи.

– Вы узнали от моего высокоученого друга, джентльмены, – продолжал королевский юрисконсульт Базфаз прекрасно понимая, что из намеков ученого друга джентльмены присяжные не узнали решительно ничего, – вы узнали от моего высокоученого друга, джентльмены, что перед нами дело о нарушении брачного обещания, возмещение убытков по каковому делу исчисляется в сумме тысяча пятьсот фунтов! Но вы не узнали от моего высокоученого друга, поскольку в задачи моего высокоученого друга не входило говорить об этом, каковы факты и обстоятельства дела. Об этих фактах и обстоятельствах, джентльмены, вы услышите со всеми подробностями от меня, и они будут подтверждены свидетельницами, заслуживающими безусловного доверия, которых я представлю вам на этой свидетельской трибуне.

Тут королевский юрисконсульт Базфаз, сделав устрашающее ударение на слове «трибуна», громко хлопнул рукой по столу и взглянул на Додсона и Фогга, которые кивнули, выражая свое восхищение королевским юрисконсультом и негодующее презрение к ответчику.

– Истица, джентльмены, – продолжал королевский юрисконсульт Базфаз мягким и меланхолическим голосом, – истица – вдова. Да, джентльмены, вдова! Покойный мистер Бардл, пользовавшийся в течение многих лет уважением и доверием своего монарха, чьи королевские доходы он охранял, ушел почти безболезненно из этого мира, дабы обрести в ином месте то отдохновение и покой, каких никогда не может предоставить таможня.