Нежные юноши - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Я ждал, ощущая присутствие тех, кто находился снаружи в снежной ночи. Я чувствовал всегдашнее возбуждение рождественской недели и волнение оттого, что Элен здесь, рядом со мной, расцветшая и наполнившая комнату своей притягательностью – избитое слово, выражающее всегда новое качество, – и тут из столовой вышла горничная, что-то тихо сказала Элен и протянула ей записку. Элен прочитала, и ее взгляд внезапно потух, будто ток в проводах далеких сельских линий передачи, а затем тлеющий огонек вновь появился где-то далеко в пространстве. Она бросила на меня странный взгляд – скорее всего, она меня не заметила – и, не говоря ни слова, пошла вслед за горничной в столовую и вышла на улицу. Я присел и с четверть часа листал какой-то журнал.

Вошел Джо Джелк, румяный от холода, в белом шарфе, сиявшем под воротником его шубы. Он учился на последнем курсе университета в Нью-Хейвене, я – на младшем. Он был широко известен, состоял в братстве «Свиток и ключ» и, на мой взгляд, был весьма изысканен и красив.

– Когда, наконец, выйдет Элен?

– Не знаю, – ответил я осторожно. – Только что была готова.

– Элен! – позвал он. – Элен!

Он не закрыл за собой входную дверь, и внутрь ворвалось большое облако морозного воздуха. Он поднялся до половины лестницы – в этом доме он был своим – и позвал снова, пока сверху у перил не показалась миссис Бейкер и не сказала, что Элен внизу. Затем в дверях столовой появилась слегка взволнованная горничная.

– Мистер Джелк! – негромко позвала она.

Джо повернулся к ней и как-то сник, предчувствуя нехорошие вести.

– Мисс Элен просила передать, чтобы вы отправлялись на вечеринку. Она приедет позже.

– А в чем дело?

– Она не может ехать прямо сейчас. Она приедет позже.

Он замолчал, ничего не понимая. Это был последний большой бал на каникулах, и он с ума сходил по Элен. Он пытался всучить ей в подарок на Рождество кольцо, но это не удалось, и тогда он с трудом упросил ее принять хотя бы плетеную золотую сумочку, стоившую, наверное, пару сотен долларов. И он был не единственным – еще трое или четверо находились в таком же неуправляемом состоянии, и все это случилось за те десять дней, что она провела дома, – но его шансы были чрезвычайно высоки, потому что он был богатым, любезным и самым желанным парнем в Сент-Поле в то время. Мне казалось невероятным, что она предпочла кого-нибудь другого, но, по слухам, она отзывалась о Джо как о «чересчур совершенном» для нее. Думаю, ей не хватало в нем тайны, а когда о тебе подобным образом думает юная девушка, еще не задумывающаяся о практической стороне брака, то…

– Она в кухне! – в сердцах сказал Джо.

– Нет. – Горничная отвечала твердо и немного испуганно.

– Да, она там!

– Она вышла через другую дверь, мистер Джелк.

– Хорошо, пойду проверю.

Я пошел за ним. При нашем появлении занятые работой посудомойки, шведки по национальности, стали бросать на нас косые взгляды, и любопытный перестук кастрюль отмечал наш путь. Задняя дверь, незакрытая, хлопала на ветру; выйдя на заснеженный двор, мы увидели лишь задние фары автомобиля, исчезнувшего за поворотом в конце аллеи.

– Я еду за ней, – медленно проговорил Джо. – Вообще ничего не понимаю!

Катастрофа слишком испугала меня, чтобы я мог спорить. Мы поспешили к его автомобилю и стали кататься бесполезными отчаянными зигзагами по всему жилому кварталу, пялясь на все машины, которые были на улице. Прошло полчаса прежде, чем он осознал тщетность всей затеи – в городе Сент-Поле проживает почти триста тысяч человек, – и Джим Кэткарт напомнил ему, что нам надо заехать за еще одной девушкой. Как раненый зверь, меланхоличной кучей меха он погрузился в глубь сиденья, ежеминутно дергаясь, выпрямляясь и немного покачивая головой взад-вперед в знак протеста и отчаяния.

Девушка Джима была давно готова и уже злилась, но после того, что случилось, ее раздражение не имело никакого значения. Несмотря на это, выглядела она очаровательно. Рождественские каникулы этим и отличаются: ажиотаж оттого, что все повзрослели, изменились и только что вернулись из каких-то других краев, всегда меняет даже тех, с кем знаком всю жизнь. Джо Джелк с ней был вежлив, но находился в трансе: за все время пути до отеля он издал один-единственный короткий, громкий и резкий смешок; так мы и доехали.

Шофер подвез нас не с той стороны – со стороны, где не было цепочки машин, из которых выходили гости, – и лишь благодаря этому мы неожиданно натолкнулись на Элен и увидели, как она покидает салон небольшого авто. Мы еще даже не остановились, а Джо Джелк уже успел выскочить из машины.

Элен повернулась к нам, бросила на нас слегка отстраненный взгляд – чуть удивленный, но нисколько не встревоженный; на самом деле она нас, кажется, и не заметила. Джо приближался к ней с натянутым, гордым, оскорбленным и, как мне показалось, абсолютно подобающим случаю укором на лице. Я пошел за ним.

В салоне сидел – он даже не вышел, чтобы помочь Элен! – какой-то неприятный тип лет тридцати пяти. На его вытянутом лице – кажется, со шрамом – играла легкая зловещая ухмылочка. Глаза казались насмешкой над родом человеческим – это были глаза животного, сонные и покойные в присутствии особей другого вида. Взгляд был беспомощным и одновременно жестоким, безнадежным и в то же время уверенным. Глаза, казалось, говорили о том, что сил для действия у него нет, но он всегда готов воспользоваться любым проявлением чужой слабости.

Я смутно отождествил его с парнями того сорта, который с самого раннего детства проходил у меня под названием «ошивающиеся» – всегда облокачивавшиеся на прилавки табачных лавок, занимавшиеся лишь рассматриванием сквозь узкие щелочки глаз входивших и выходивших, – одному богу известно, имелись ли у них хотя бы зачатки мозгов. Непременная принадлежность гаражей, где они занимались какими-то туманными «делами», о которых всегда говорили лишь вполголоса, а также завсегдатаи парикмахерских и театральных фойе. По крайней мере, именно об этих местах вспоминалось, когда появлялся такой тип – конечно, если его можно было отнести к «типу». Иногда его лицо появлялось на карикатурах Теда – из тех, что погрубей, – и с самого раннего детства я приучился всегда бросать нервный взгляд на тусклую границу, где он стоял, и я видел, что он рассматривает и презирает меня. Однажды – во сне – он сделал несколько шагов ко мне, отдергивая голову назад и бормоча: «Эй, парнишка!» – тоном, который должен был, наверное, меня успокоить, а я в ужасе бросился к двери. Это был парень как раз такого сорта.

Джо и Элен молча смотрели друг на друга; казалось, что она, как я уже говорил, находится в трансе. Было холодно, но она даже не заметила, что ее шубу распахнуло ветром; Джо протянул руки и запахнул полы, она автоматически придержала их руками.

Неожиданно молча смотревший на них человек в салоне автомобиля засмеялся. Это был почти беззвучный смех на вдохе – просто шумное дрожание головы, – но это было настоящее оскорбление, если я хоть что-то понимаю в таких вещах; самое настоящее, простить которое невозможно. Я не удивился, когда Джо, у которого был вспыльчивый характер, в гневе обернулся к нему и спросил: