Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Эта двойная задача, истощавшая нервы Энни, требовала от Марго исключительного ума и такта. Но бремя, которое девушки несли вместе, только сближало их друг с другом.

Теперь они стали больше, чем друзья. Дэймон обращался с обеими, как с собственными дочерьми и даже, приглашая к столу, кричал:

– Дети, к столу…

Девушки и в самом деле чувствовали, что их связывает нечто вроде кровного родства. Они словно обрели друг друга, стали сестрами и как все сестры, никогда не поверяли друг другу самые важные секреты, но проводили долгие молчаливые часы в компании друг друга – и слова были им не так уж необходимы.

Энни никогда не говорила с Марго об Эрике Шейне, хотя чувствовала, что та знает, кто стал источником всех несчастий подруги. По невысказанному согласию Марго тоже никогда не упоминала о трагедии, произошедшей в те далекие беззаботные дни в Айове, хотя Энни подозревала, что сердце Марго изранено так же, как ее собственное, и это еще больше скрепляло родство их душ.

Для обеих стало вполне естественным называть друг друга «сестрами», а Дэймона – «папкой» или «папочкой». Это обращение вычитано Марго, кажется, у Лоуренса.

За эти семь коротких недель они стали маленькой семьей, почти такой же реальной для Энни, как дружное трио в Ричлэнде – она сама, Гарри Хэвиленд и мисс Дайон.

Дэймон поистине был им как отец – с его шутками, поддразниванием, приступами раздражительности, бессонницей и даже загулами, после которых Марго и Энни, злясь и трагически вздыхая, укладывали его в постель, совсем как доброжелательные и рассерженные дочери.

По утрам мучимый похмельем притихший Дэймон, виновато, но с некоторой долей озорства поглядывая на подруг, просил у. них прощения. Девушки весело хохотали, обнимая и ругая его одновременно: долго сердиться они не могли.

Но жизнь маленькой семьи была не столь уж безоблачной – последнее время Дэймон находился в состоянии постоянной ярости – запои и приступы раздражительности случались все чаще. «Интернешнл Пикчерз» по каким-то непонятным причинам задерживала финансирование картины. До сих пор не предоставила съемочную студию, откладывала совещание с недели на неделю, отделываясь туманными обещаниями и неубедительными предлогами вроде инфляции, неприятностей с профсоюзом, неудачными инвестициями в нефтяные компании, которым Дэймон не верил ни на минуту.

– Эти, извините меня, суки, что-то скрывают, – рычал он, – но у них это не пройдет. Клянусь Богом, если так будет продолжаться дальше, я двинусь в «Парамаунт», в «Коламбиа Пикчерз» или «МГМ». И меня с радостью примут – все знают, что я за эти годы заработал миллион для Керта и его прихлебателей. Если попытаются валять дурака со мной, найду другое место.

Но, несмотря на показную храбрость, Дэймон был чрезвычайно расстроен, и девушки это видели. Он велел Клиффорду Номсу разведать обстановку во всех главных студиях и компаниях по производству фильмов и узнал, что существует негласное, но явное сопротивление постановке «Плодородного полумесяца» с Энни Хэвиленд в главной роли.

Дэймон не желал этого признавать, но в кинематографической среде твердо укоренилось мнение, что авария стала концом актерской карьеры Энни Хэвиленд. И теперь, когда она потеряла красоту, Хэвиленд не сможет сделать фильм кассовым. К тому же, теперь рядом с ней не будет такого актера, как Эрик Шейн.

Кроме того, Дэймон создал такой трагический сценарий, что никому не хотелось связываться с финансированием такого мрачного фильма.

В Голливуде, контролируемом корпоративными гигантами, заботившимися только о прибылях, ценились более легкие, беспроблемные фильмы, не имеющие ничего общего с блестящим интеллектуальным стилем Дэймона. Тем не менее, как постоянно повторял Рис, деньги говорили за себя. До сих пор каждый из его фильмов приносил огромные доходы. Драматург бормотал что-то насчет заговора против него, и никто из друзей, даже Клифф не мог унять его подозрения.

Сердце Энни разрывалось от беспокойства за Дэймона. Она единственная верила, что он прав. Только заговор был не против него, а против нее.

Энни знала, что Хармон Керт жив и по-прежнему на вершине финансовой иерархии Голливуда. Она была достаточно сообразительна, чтобы понять: ее неожиданное возвращение в мир кино застало Керта врасплох, и тот прилагал все усилия, чтобы воспрепятствовать съемкам.

Энни, конечно, не могла открыть Дэймону всю правду. Дэймон либо посчитает ее сумасшедшей, либо помчится к Керту, захватив с собой нож, и попытается его прикончить.

Но Энни могла высказаться насчет того, что студия не доверяет ей как актрисе, что она и сделала. Если Дэймон выберет другую звезду на роль героини, фильм запустят немедленно, и успех картине будет обеспечен. Дэймон отказался ее слушать.

– Ошибаешься, детка, – объявил он. – Публика будет валом валить в кинотеатры именно потому, что ты будешь играть, а не вопреки этому. Только благодаря тебе фильм будет кассовым! Нет, принцесса, дело не в тебе.

Но Энни знала, что права. Именно она – камень преткновения.

Учитывая все эти обстоятельства, появление Марго Свифт в жизни Дэймона Риса трудно было переоценить. Казалось, именно она удерживала его от беспорядочных загулов и неразумных поступков, успокаивала, утешала, уговаривала, держала в руках, неизменно веселая, уравновешенная, обладающая бесспорными организационными талантами.

Когда бы Энни ни видела Марго, та была постоянно занята: отвечала на звонки, разыскивала кого-то для Дэймона по телефону, составляла график его работы в офисе, массировала ему спину. Ее знаменитые сеансы массажа стали неотъемлемой частью существования Дэймона, помогая ему расслабиться и даже меньше пить. Кроме того, Марго приводила в порядок его бумаги и рукописи и даже вела переговоры с его агентами. Целый день в доме слышался треск ее пишущей машинки.

В перерывах Марго гуляла, каталась на велосипеде, плавала или помогала Энни делать гимнастику, чтобы она могла сохранить форму прежде, чем съемки начнут высасывать из нее энергию и уверенность в себе.

Эта уверенность не была безгранична. Но Энни теперь бесконечно верила Марго – настолько, что не боялась делиться с ней страхами и сомнениями, так же, как позволяла подруге видеть свою боль и страдания во время упражнений в тренажерном зале. Марго превосходно умела слушать и с присущей ей способностью к психоанализу старалась развеять беспокойство Энни.

Казалось, Марго появилась на земле только для того, чтобы укрепить силы Дэймона и Энни перед грядущим, таившим неведомые испытания для них обоих.

В последнее время Энни часто рассказывала Марго о Гарри Хэвиленде, хотя избегала упоминаний о таинственно исчезнувшей матери, омрачившей ее детство, она открыто говорила о годах одиночества, и к своему удивлению обнаружила, что Марго прекрасно понимает и разделяет ее горечь.

– Я знаю, что такое эти маленькие города, – соглашалась Марго. – Там все про всех знают. Думаю, единственное место, где можно жить, – это большой город, где никому не интересно, кто ты и откуда. Лучше всего – не бросаться в глаза. Анонимность – прекрасный способ выжить. Когда у тебя нет корней, значит у тебя корни повсюду, – мудро заметила Марго. Склонность к афоризмам была еще одной ее особенностью.