Ивушка неплакучая - Михаил Николаевич Алексеев

Танек. А теперь усни. А то плохой будет завтра из тебя пахарь. Спи.

Но перед тем как заснуть, Таня поведала еще одну новость:

— Миньку и Гриньку скоро в комсомол будем принимать.

24

Минька и Гринька были неразлучными друзьями. Слово «неразлучные» Попросилось в строку не потому, что — подвернулось к случаю как наиболее доступное и привычное. Мийька и Гринька были действительно, в самом; буквальном смысле, неразлучны. Если ты где-то увидал долговязого, к четырнадцати годам вымахавшего чуть, ли не в сажень ростом Гриньку, то так и знай: где-то рядом должен быть и малюсенький, увертливый, как угорь, чернявенький и кучерявый Минька. Ходили в шкоду вместе, ночевали вместе: одну ночь в Минькином доме, следующую — в Гринькином, делали так, чтобы не обижать матерей. Шустрый глазами, ногами, Минька был шустер и остер головой, башковит: учился только на пятерки, лишь по поведению была у него неизменная во всех четвертях четверка, да и то потому, что он принужден был делать подсказки то одному, то другому своему товарищу, и прежде всего, конечно, Гриньке, который не был отличником, но с помощью Миньки в ударники все-таки выбивался. Само собой получалось, что Минька верховодил простодушным и добрым, как все великаны, податливым Гринькой, но руководил им так, чтобы тот и не чувствовал этого руководства, подсознательно понимая, что настоящая дружба рождается там, где люди не помыкают друг другом, а помогают один другому.

Минька помогал, а потому и был любим Гринькою. Ночь перед комсомольским собранием ребята провели в Минькином доме, куда по случаю столь великого события в жизни ее приемыша пришла и Степанида Луговая. Минька и Гринька устроились в передней, а их матери в задней избе. Те и другие за всю ночь не сомкнули глаз. Ребята экзаменовали друг друга по специальному вопроснику, разосланному райкомом комсомола, чтобы не завалиться на собрании, а затем и там, где выдаются билеты члена Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи: для начала каждый из них несколько раз кряду произнес вслух эти слова, расшифровывая таким образом пять давно ставших знакомыми и родными, легко-произносимыми букв — ВЛКСМ. Степанида и Мария, прислушиваясь через приоткрытую дверь к звонким их, все набирающим и набирающим силы, уже плохо контролируемым взволнованным голосам, сами, не замечая того, заражались энтузиазмом детей, начинали вслед за ними повторять те же слова, при этом путались, спотыкались языками, ворчали досадливо: «Разве. запомнишь? Тут любой собьется». А перед их сыновьями было двадцать три вопроса, заключавших в себе всю историю комсомола. Минька и Гринька знали, конечно, что не все эти вопросы будут заданы им на собрании и на бюро райкома, но какие-то из них обязательно будут заданы. Но какие именно? Кто же скажет тебе заранее! Нужно быть готовым к тому, чтобы хорошо, четко, без запинки ответить на любой из них, а это значит — на все двадцать три вопроса. Сначала шли по порядку, так, как эти вопросы расставлены в списке, затем задавали их друг другу вразбивку. Из горницы все время слышалось: «Что является высшим органом ВЛКСМ?» — «Что такое комсомол?» — «С каких пор комсомол носит имя Ленина?» — «Кто был первым пионером?» — «Кто был первым комсомольцем?» — «Когда родился В. И. Ленин?..»

Мария Соловьева и Степанида Луговая, слыша все это, хмурились, глядели со страхом друг на дружку, шептались: «Господи боже мой, да тут голову сломаешь, с ума сойдешь, право слово! Кто же могет запомнить такую пропасть вопросов! Провалятся ребятишки, ей-ей, провалятся!»

А ребята не унывали — подбадривали себя, отвечали громко, с воодушевлением, как на экзамене.

— Расскажи, Луговой, — напирал на своего товарища Минька, — какие комсомол имеет ордена и за что они получены?

Гринька вскакивал с места, ходил по комнате, пригибаясь, боясь поднять головой потолок, орал что есть моченьки:

— Первый орден орден Красного Знамени…

— Боевого, — поправлял Минька.

— …орден Боевого Красного Знамени был получен комсомолом в одна тысяча…

— Без «одна», — опять поправлял экзаменующий.

— …был получен в тысяча девятьсот двадцать восьмом году.

— За что?

— Да ты не перебивай меня! — взмолился наконец Гринька — Все скажу по порядку. За что, говоришь?.. Известно за что: за участие в гражданской войне.

— Правильно. А второй?

— Второй орден, орден Трудового Знамени…

— Красного Знамени!

— …Трудового Красного Знамени, был получен комсомолом в тысяча девятьсот тридцать первом году за восстановление народного хозяйства… Третий орден, — заторопился Гринька, чтобы упредить своего дружка-экзаменатора, — орден Ленина, был получен комсомолом в июне тысяча девятьсот сорок Пятого года за участие в Великой Отечественной войне, — закончил он без малейшей запинки, потому как считал про себя этот орден самой дорогой наградой для ВЛКСМ.

— Ну а четвертый? — спросил Минька, видя, что его друг остановился, как норовистый конь на бегу. — Четвертый — когда и за что? Молчишь? А говоришь — не перебивай. Подсказать, что ли?

— Погодь, может, еще вспомню…

— Не вспомнишь. Не морщи лоб, не тужься — не знаешь. Слушай. Четвертый орден, орден Ленина, был получен комсомолом в сорок восьмом году за активное участие в мирном строительстве…

— Погоди, что ты говоришь? — теперь уж перебил своего товарища Гринька. — В вопроснике слова «мирное» нету! Я теперь вспомнил. Там сказано просто: «за активное участие в строительстве». А ты…

— Что я? Нельзя же, Гринька, быть, таким буквоедом! Когда орден получен? В сорок восьмом году, сразу же после войны? Чем занимались наши люди? Строительством. Каким? Конечно же, мирным! Понимать надо. Ну а пятый — какой, когда и за что? Помнишь?

— Еще бы! — выпалил Гринька с оттенком самодовольства. — Это тебе любой скажет…

— Мне любой не нужен. Скажи ты.

— Пожалте, товарищ… — Гринька поперхнулся, он чуть было не назвал Миньку Непряхиным, как называли его за глаза все завидовские мальчишки и девчонки. Пожалте, товарищ Соловьев! Я готов. Итак, пятый орден, орден Ленина, был получен комсомолом в 1956 году за… — и, не досказав, загорланил, до смерти напугав матерей: — «Здравствуй, земля целинная…»

— Правильно. Молодец. Ну а шестой? — Минька уткнулся в бумагу, чтобы спрятать лукавую ухмылку.

Гринька задумался. Потом сокрушенно развел руками:

— Не знаю.

Минька поднял глаза, сверкнул в широченной улыбке ослепительной белизны зубами:

— И я, Гринь, не знаю, потому как шестого ордена у комсомола покамест еще нету. Но он будет! И нам с тобой, Гринька, зарабатывать его для комсомола. Понял?! — Минька покосился на заголубевшее окно. — Мать честная, светает! Ну и ну! Мамы-то наши спят аль нет? Им-то чего не спится!

— Уснешь с вами! — отозвалась Мария. — Вы орете, как на митинге, шабры, пода,