Эра цепей - Антон Гудой

в облаках, а среди звезд, а сознание будто бы было перемешано и спутано. Порой она говорила такими сложными, витиеватыми и пространными метафорами, что, секундой позже, сама переставала понимать смысл сказанного. И все же стоило с ней поговорить.

Келеф убрал хрустальный знак под халат, завернув его в ткань, и быстрым шагом направился наверх. Если кто-то и может приоткрыть завесу тайны, то это он, остальные слишком заняты грызней друг с другом. Именно по этой причине он, забрав с тела противника пропуск в дом, решил пока никому не рассказывать о своей находке, понадеявшись на то, что Кайра тоже решит сохранить это в тайне. Впрочем, насчет девушки можно было не беспокоиться, ведь если она и решила бы кому-то рассказать, еще не факт что ее вообще поняли бы.

— Выходи… — устало простонала Цара, прислонившись к стене напротив двери в башенку Кайры. — Ты не сможешь сидеть там вечно.

Подле нее были двое слуг, что держали большое, явно недешевое зеркало, направленное на дверь. Келеф нахмурился, наблюдая за разворачивающейся сценой, и чуть помедлил, прислушиваясь.

— Нет! — раздался из-за двери крик девушки.

Она боялась. Боялась по-настоящему, что случалось очень и очень редко.

— Выходи! — перекрикивая ее, повторила Цара. — Живо!

Келеф вышел на свет. Слуги, не имея возможности поклониться теперь уже дворянину, коротко склонили головы. Мать семейства тяжело вздохнула, массируя гудящие виски.

— Что здесь происходит? — спросил парень, глядя на зеркало. — Она боится зеркал. Зачем вы это делаете?

— Хватит уже! — рявкнула на него в ответ женщина, в воздухе повеяло запахом алкоголя. — Этого бы не случилось, если бы она… Она…

Цара не могла подобрать правильных слов. Не смогла бы, наверное, даже если бы была трезвой — слишком долго копилась в ней обида на чужую дочь, которую так любил ее муж. Эмоции, обиды, чувства смешались в ней, и уже нельзя было разобрать в ворохе мыслей чего-то конкретного, осталась лишь бесконечная неприязнь и непонимание что с одной, что с другой стороны конфликта.

— Цара, послушайте…

— Отвяжись от меня… — она не дала ему сказать, зло зашипела в ответ.

— Давайте выпьем.

Женщина подняла на него взгляд усталых, темных глаз, прикрыв ладонью лицо. Она тяжело вздохнула и жестом показала слугам, чтобы они унесли зеркало, и вслед за ними вместе с юношей шатко пошла вниз по длинной винтовой лестнице.

Пусть он и не был обязан, но Келеф отослал слуг и стал сам разливать кислое, пряное вино по хрустальным бокалам. Сам он не пил, алкоголь был ему неприятен из-за того, насколько быстро юноша терял из-за опьянения голову, но все же он звонко чокнулся с хозяйкой дома, на что та произнесла тост:

— За детей!

— За детей.

Они выпили, и снова дом погрузился в тишину. Келеф знал, что лучше сейчас не напирать, дать женщине самой прийти к нужным мыслям и высказаться, когда она будет готова. Да и торопиться уже было некуда — после произошедшего время ощущалось вязким, густым, будто бы еще чуть-чуть и оно остановится вовсе. Цара вздохнула в темноте, покачивая бокал с вином в руке и пустым, пространным взглядом уставившись куда-то перед собой.

— Я люблю своего мужа, Келеф. —