Лоуренс Аравийский - Томас Лоуренс

Уже давно чувствовалось, что единственный способ, который позволил бы Лоуренсу примирить его возродившееся стремление к конкретной работе с постоянным отказом от присвоения ему какого-либо чина, заключался в том, чтобы использовать его на независимой работе, где отсутствовали бы старшие начальники.

То обстоятельство, что быстроходные катера были в некотором отношении чуждыми для авиации, облегчило возможность применения правил службы, не связанных с чином. Достижение этого удачного разрешения вопроса об использовании Лоуренса обязано главным образом сэру Джоффри Сальмонду, который в арабскую кампанию был всегда готов придти ему на помощь.

Работа заставила Лоуренса перебраться в Саутгемптон, откуда он совершил свои длительные морские переходы к восточному побережью и в Шотландию, доставляя катера по мере их приемки на соответствующие станции морской авиации. Однако осенью 1932 г., когда одна из воскресных газет опубликовала сведения о новой деятельности Лоуренса, опять произошел перерыв в его работе. Статья настолько повлияла на министерство авиации, что оно временно отстранило Лоуренса. Оно боялось гласности, которая им воспринималась болезненно, в отношении же «рядового авиационной части Шоу» министерство авиации было особенно чувствительно. Министерство мало считалось с ценностью службы в авиации «полковника Лоуренса», оно больше беспокоилось о возможности ответа на запрос любого члена парламента, выступающего с критикой деятельности министерства, что ни одной отрасли военного дела не удалось столько сэкономить на зарплате, как авиации, которая имеет технического специалиста по ставке рядового авиационной части.

К счастью, здравый смысл Джоффри Сальмонда заставил его вскоре вернуть Лоуренса к исполнению его прежней работы. Одним из последних мероприятий Сальмонд перед его преждевременной кончиной было обещание предоставить Лоуренсу средства для производства дальнейших опытов. Хотя непосредственной целью этих опытов являлось обеспечение еще более быстрой помощи морским самолетам, но результаты, несомненно, смогли оказать косвенное влияние на достижение безопасности и в будущей подводной войне.

Несколько лет тому назад единственным желанием Лоуренса было продлить до конца жизни свою службу в авиации, срок которой истекал в 1935 г. Но он сомневался в возможности этой пожизненной службы, говоря, что чувствует себя старым, а жизнь становится все более трудной.

Совсем недавно, когда умер Фейсал, Лоуренс был предупрежден по телефону о том, что к нему за интервью выехало несколько репортеров из Лондона. Для того, чтобы избежать встречи с ними, он моментально сел в поезд, который шел в Лондон, и разъехался с репортерами. Для того, чтобы усилить пыл погони за ним, он направил репортеров по ложному следу, и им пришлось совершить, правда, непродолжительное, но не бесцельное путешествие на остров Уайт.

По окончании срока службы Лоуренс собирался обосноваться в своем коттедже в Уэссексе — жилище отшельника, откуда он смог бы при желании поехать навестить своих друзей, посещать концерты, театры или просто повидать Лондон. Что касается работы, то он склонен был заняться переводами и ничем больше.

Пытаясь охарактеризовать Лоуренса как человека, мне остается мало что добавить к тому, что я рассказал на страницах этой книги. Представление, которое у меня сложилось о его характере, неизбежно оказалось не больше того, что я смог сам увидеть и размышляя о тех сторонах, какие он проявлял по отношению к другим людям. Контакт со многими людьми, которых мир характеризует как великих людей, приводит к разочарованию или, во всяком случае, к сознанию ограниченности их сил.

Последнее справедливо также и при ближайшем изучении их карьеры. В противоположность этому знакомство с Лоуренсом и более близкое изучение его карьеры повысило мою оценку его успехов как личных, так и общественных.

Такое впечатление производит Лоуренс (или Шоу) при ближайшем знакомстве с ним. Однако всегда имеется другой Лоуренс (и Шоу), который остается неуловимым. Его действия порой настолько сбивают с толку, а его позы настолько изменчивы, что вызывают раздражение даже у друзей, знающих его приемы, — насколько же раздражающими они должны казаться людям, относящимся к Лоуренсу с предубеждением! Но когда кто-либо пытается обвинить его в безрассудстве, ответом на это является его собственная характеристика арабов: «Их умы работают так же, как и наши, но в других направлениях. В арабах нет ничего безрассудного, непонятного, непостижимого». Лоуренс не мог бы так хорошо разыгрывать из себя араба не восприняв их мышления, и араб остался в нем, хотя и в менее сильной степени, чем прежде.

Он обладал самоуверенностью, которая иногда приобретает оттенок высокомерия, но мне еще не удалось обнаружить тех случаев, когда Лоуренс проявлял ее неподобающим образом. В нем была склонность к романтике, но признаки ее были едва уловимы. Сознание бесплодности своих усилий приостановило активность Лоуренса, которая, по-видимому, была очень большой.

Ни один человек не сумел достигнуть подобного соответствия между мышлением и действием, как Лоуренс. Без той полноты понимания, которая была у Лоуренса, достигнутые им успехи могли бы сделать его общественно опасным человеком типа Наполеона. С другой стороны возникает вопрос, смогли ли его достижения оказаться столь великими без этого понимания, так как ресурсы, которыми он располагал, были значительно меньше, а обстановка значительно труднее, чем у большинства тех людей, которые создавали историю мечом. Легенда, которая создалась вокруг личности Лоуренса, скорее затемнила, чем усилила значение его военных успехов. Значение арабской кампании для мировой войны я уже выявил.

Между арабской кампанией в том виде, как ею руководил Лоуренс, и обычной иррегулярной войной прошлого имеется существенная разница. Она велась против неприятеля, который хотя и являлся отсталым, но, так же, как и любое государство в Европе, целиком зависел от железнодорожного сообщения и был вынужден применять механические средства современной войны, а в случае исчерпания своих материальных ресурсов утратил способность к сопротивлению. Против подобного неприятеля арабская кампания велась на основе теории, которая настолько опрокинула условную военную доктрину, что превратила слабость арабов в их силу, а силу турок в слабость.

На первый взгляд, сама полнота подобной метаморфозы заставляет предполагать, что она еще более углубляет разрыв существующий между регулярной и иррегулярной войнами. Однако при ближайшем рассмотрении можно увидеть, что успех ее зависел от новых материальных условий, которые при современных военных действиях заметны еще более. Ни одна страна не может долго продержаться без железных дорог или вести войну без снарядов. То, что вчера делали арабы, завтра сможет таким же образом, но гораздо быстрее сделать авиация. Ее успех смогут разделить моторизованные сухопутные силы, например, танки и бронемашины.

Кроме того, это новое использование изменившихся «биологических» условий может быть соединено с более точным использованием «психологических» условий, в отношении которых Лоуренсом также был показан путь. Разоружить — значит проявить большее могущество, чем убивать. И именно в этом процессе материального и. морального разоружения старый принцип сосредоточения сил, невидимому, и окажется замененным неуловимым, вездесущим распределением сил, нажимающих повсюду и все же нигде не наступающих.