Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин

Один из ранних редакторов «Повести временных лет», лежащей в основании всего русского летописания, под 1071 годом поместил любопытнейший рассказ о волхвах, которые сеяли смуту и мятеж в ярославском Поволжье и дальше, в окрестностях Белого озера, — именно там, где теперь нам известны остатки поселений балтийских русов.

По сведениям летописца, не указавшего года, однажды в «Ростовской области» был большой недород, которым воспользовались «волхвы», — по-видимому, языческие жрецы, — появившиеся в Ярославле. Они шли вверх по Волге и далее по Шексне, потому что в конце концов оказались у Белоозера. Сопровождало их большое количество людей. Волхвы мутили народ, утверждая, что недород произошел по вине «лучших жен» или «старой чади», прячущих «гобино». В доказательство они хватали женщин из зажиточных семей и на глазах у всех, словно бы прорезав у них кожу за плечами, вынимали жито и рыбу. Доказав таким образом их вину, они убивали женщин.

Ситуация, надо сказать, не очень понятная, тем более что волхвы — или сопровождавшие их люди? — забирали себе «имение» этих «лучших жен».

Поход волхвов был отмечен кровопролитием и мятежом.

В это время на Белоозеро пришел Ян Вышатич с дружиною, собирая дань с земли для киевского князя Святослава Ярославича. Узнав, что волхвы подсудны его князю, Ян Вышатич потребовал их выдачи от местных властей, угрожая, что в противном случае не уйдет отсюда. Когда после короткой схватки волхвы были пойманы и приведены к Яну, он спросил их о причине таких многочисленных убийств. Волхвы отвечали, что «те держат изобилие; если истребить их, то будет гобино; вот, если хочешь, вынем из них жито, рыбу или что другое».

После прений о том, кому именно эти волхвы служат, светлому богу или бесу, «который сидит в бездне», Ян Вышатич произвел над ними довольно жестокую экзекуцию.

Поскольку волхвы настаивали, что он не имеет права их судить и должен представить Святославу, Ян велел привязать их к форштевню ладьи и так спустил их до устья Шексны. Здесь, несмотря на просьбы волхвов отпустить их, Ян обратился к сопровождавшим его местным «повозникам», то есть отряженным для провоза данника с его дружиной, и спросил: у кого из них был кто-либо убит этими волхвами? Один ответил, что у него убита мать, у другого — сестра, у третьего — дочь. «Мстите за своих!» — сказал Ян и передал в их руки волхвов. Последующее лучше всего передает Густынский список «Повести временных лет», где сказано: «И даде Ян сих кудесников в руце их, да их погубят, яко же хотят; и тако многим томлением погубиста их, последи же повесиша на древе, в нощи же медведи влезше поядоша их».

В остальных списках сказано только, что волхвов убили и повесили «на дубе: отместье приимша от бога по правде».

В этом рассказе внимание привлекает все: волхвы, собирающие людей и творящие перед ними «чудеса», какие-то внутренние отношения «лучших» и простых людей, которые нам непонятны… Замечательно, что Ян Вышатич не прежде вмешался в создавшуюся ситуацию, чем удостоверился, что это «его князя смерды». В случившемся можно видеть отголоски ритуалов очень глубокой древности, для нас по большей части теперь непонятные. Все ставит на свои места и проясняет в рассказе два момента — слово «гобино», означавшее в древнерусском языке «изобилие», каким-то образом связанное с «житом», которое волхвы достают из «лучших жен», а также казнь, которой были преданы волхвы.

Хотя в свое время А. Преображенский, а вслед за ним и М. Фасмер производили слово «гобино» от готского «габейн» — «богатство», оба соглашались, что оно восходит также к ирландскому «габим», что означает то же самое, указывая на общекельтские истоки всех трех слов. Больше того. Этот термин тесно связан с кельтским словом «гобниа», означавшим ритуальное действо во время общенародного празднества, когда в магическом котле варилось столь же магическое пиво, — вот оно, жито, которое доставали волхвы из своих жертв! — призванное обеспечить изобилие на будущий год. Волхвы оказались не «кудесниками», а кельтскими жрецами, пытавшимися восстановить язычество, принося массовые человеческие жертвы, чтобы обеспечить урожай будущего года. Поэтому и казнь их совершалась в полном соответствии с ритуалом жертвоприношения богам воды и деревьев.

Их опускали в воду впереди ладьи, но так, чтобы они не могли захлебнуться, а потом, после «многого томления», то есть пыток, они были все-таки убиты и только после этого — повешены. Причем не просто на дереве, а именно на дубе, который был особенно почитаем кельтами и язычниками-русами. Вряд ли я ошибусь, предположив, что и дуб этот был достаточно почитаем в округе и священен: в противном случае Яну Вышатичу незачем было пройти с волхвами всю Шексну, он мог расправиться с ними и в Белоозере. Мог бы, но предпочел казнить их «от бога по правде», то есть в соответствии с ритуалом.

Все это сразу же заставляет вспомнить сцены повешения за ноги на культовом кельтском котелке из Ютландии и приключения в «стране бьярмов» Гиерлейфа из Гальфсаги. Его сначала опустили в кадку с водой, а потом подвесили за ноги между двумя огнями. Когда Гиерлейфу удалось освободиться, он убил своего врага и… повесил его труп на то место, где недавно висел сам.

Случайно ли Ян Вышатич встретил волхвов на той самой территории, где я находил следы исконных обитателей этого края?

Конечно, нет. Ведь в 1024 году в Суздале, где всегда были «варяги», как явствует из саг и подтверждается теперь археологическими находками, тоже произошло восстание против «старой чади». И хотя в этом случае нет упоминания о волхвах, их присутствие не вызывает сомнений: восставшие тоже поднимают вопрос о «гобино» и «жите»!

Факты приходили сами и нанизывались на ниточки решенных проблем. Но еще больше было вопросов, на которые я пока не видел возможности ответить. Например, почему в сагах почти совсем нет упоминаний о шведских викингах и очень мало сведений о данах, которые вместе с англами не оставляли в покое берега Британии? Почему Снорри и остальные авторы молчат о колобжегах-поморянах, почти не упоминают о вендах, ругах, обитателях Волина и Гданьска?

А ведь это они держали в своих руках восточную торговлю!

А местоположение Холмгарда, Гардарики, Миклагарда?

Именем последнего поздние саги отмечают Константинополь. Но почему они не знают Микилингарда, позднее — Мекленбурга, расположенного гораздо ближе, в землях поморских славян? Каким образом Ладога стала «Старым городом», Альдейгьюборгом, а Новгород на Волхове — Холмгардом, то есть «Островным городом»? Только потому, что так посчитали когда-то Ф.-И. Страленберг, Торфеус или Г.-Ф. Байер? Но почему я должен верить обветшалым мифам и втискивать в