Короли Вероны - Дэвид Бликст

Ему снилось, будто он спускается к реке по каменистому склону. Пейзаж походил на окрестности реки Адидже, только там, во сне, вероятно после оползней, берег был усеян огромными валунами. Вместе с Пьетро бежал свирепый черный пес — они оба спасались от чего-то ужасного, что преследовало их по пятам и швыряло сверху камни. Пьетро и пес знали, что спасутся, только если пересекут реку.

На противоположном берегу шла битва. Кентавры сражались по двое. Они не использовали луки и стрелы, как полагается кентаврам, — у них были странные кривые мечи, рассекавшие воздух подобно молниям. В воздухе зависла кровавая морось. Как только один кентавр погибал, на его место тотчас вставал другой. Войску кентавров не было конца. Ниже, в реке, корчились обнаженные люди — одни стояли в воде по колено, другие по самую макушку.

Это была не Адидже. Люди корчились в крови и огне. В горящей реке из крови.

Внезапно, как бывает во сне, Пьетро увидел все под другим углом. Пьетро и пес по-прежнему находились выше места сражения, кентавры по-прежнему размахивали кривыми мечами, над кровавой рекой по-прежнему клубился дым. Но Пьетро больше не попирал ногами острые камни — он стоял на балконе Скалигера, нависшем над Ареной.

Черный пес превратился в юношу. Не глядя на Пьетро, он произнес:

— Теперь мы в безопасности.

Но он ошибся. Кентавры остановились на середине реки и внезапно подняли головы. Один кентавр закричал:

— A qual martiro venite voi che scendete la costa? Ditel costinci![70]

Другой указал на Пьетро и завопил:

— Siete voi accorti che quell di retro move cio ch’el tocca? Cosi non soglion far li pie d’I morti![71]

Остальные кентавры завыли, зарычали, заржали. Даже окровавленные трупы, лежавшие на Арене, повернули головы.

Бывший пес вытянул вперед руки, как будто желая защититься от густеющей злобы.

— Это правда, — раздался голос. — Он не умер! Я его проводник: так просила донна Катерина.

Пьетро внезапно понял, что видит сон, потому что вспомнил эту сцену. Ее описывал отец в своей «Комедии». Пьетро стало легче — теперь он знал, что будет дальше. Он, Пьетро, взберется на спину одного из кентавров и пересечет реку.

Однако его спутник оказался вовсе не Вергилием. В юноше Пьетро узнал Ческо, с презрением встретившего его взгляд. Волосы у Ческо потемнели и спадали до самых плеч. Ческо вытянулся, возмужал. Только глаза остались зелеными, не как у людей.

— А ты кого ожидал увидеть?

Пьетро уставился в лицо юноши, который был с ним теперь одного роста.

— Бога. Или поэта.

— Я тебе и за Бога, и за поэта! — Ческо улыбнулся, показав два ряда длинных, почти собачьих зубов — совсем не таких, как у Кангранде. На шее Ческо болталась цепь с кольцом. Ческо окинул взглядом поле битвы, издал душераздирающий вой и спрыгнул с балкона. Подхватив упавший меч, Ческо принялся рубить направо и налево. Все кентавры, ожидающие очереди занять свои места в парах, бросились к нему, желая разорвать наглеца. Меч косил кентавров одного за другим. Пьетро тоже орудовал мечом и видел, что Ческо не настигает кентавров, вошедших в реку. Остановившись на берегу, он позвал:

— Ты идешь?

— Меркурио! — кричал Пьетро. — Меркурио!

— Пожалуй, хватит, — произнес мальчик-воин, рассмеялся и рассек надвое очередного кентавра. — Si Dieu ne me veut ayder, le Diable ne me peut manquer!

Пьетро заметил, что мальчик держит меч одной рукой. Вторая, левая, висела на белой перевязи. Бинты из белых быстро становились алыми.

Пьетро проснулся и подскочил на постели. Простыни были мокры от пота, юноша обонял запах собственного страха.

— Синьор, — из глубины комнаты позвал Фацио. — Вам плохо? Вы кричали.

— Н-ничего, — отвечал Пьетро, вцепившись в одеяло так, что побелели костяшки пальцев. Зубы у него клацали, несмотря на духоту. — П-прос-сто д-дурной сон. Н-не волнуйся. С-спи.

Пьетро слышал, как Фацио снова улегся, дождался, пока дыхание мальчика станет ровным. Затем Пьетро спустил ноги с кровати на плиточный пол и уронил голову в ладони.

«Нервы, и ничего кроме нервов. Я боюсь завтрашней битвы — точнее, сегодняшней. Я не оракул, не прорицатель. Мои сны — просто сны».

Однако дело было в том, что этот сон Пьетро уже видел. Три года назад, в тот день, когда его ранили в ногу, Пьетро лежал в палаццо семейства да Ногарола, и ему снился этот сон. Лишь теперь Пьетро его вспомнил. Правда, в первом сне мечом орудовал сам Кангранде.

«Да, это знак. Знак того, что я слишком часто перечитывал поэму отца. „Ад“ въелся в мои мозги. К завтрашнему дню сон не имеет никакого отношения».

И все же, едва Пьетро опустил голову на подушку, в его ушах прозвучали последние слова Ческо из ночного кошмара: «Если Бог не поможет, то дьявол не подведет». Подходящая фраза для наступающего дня.

Пьетро разбудил свет, пробивавшийся из-под двери. Фацио проснулся первым и отворил дверь. На пороге стояли Морсикато и Баилардино, за их спинами теснились слуги. Доктор был в полном боевом снаряжении. Пьетро вскочил и усиленно замотал головой, стряхивая сон. Натянув бриджи, он спросил:

— Который час?

— До рассвета не больше двух часов, — отвечал Баилардино. — Пора одеваться и будить солдат.

Фацио подбежал к сундуку достать доспехи синьора, однако Пьетро жестом остановил его:

— Не сегодня, Фацио.

Пьетро указал на слуг, которые вносили другой сундук. Зажгли свечи, и Баилардино откинул тяжелую крышку. В сундуке оказались другие доспехи, старые, потертые. Сверху лежал шлем. Он представлял собой заостренный купол с бармицей. Под шлемом обнаружился нагрудник. И шлем, и нагрудник были из серебра, позолоченные; протравка соединяла желтое и белое в причудливый цветочный узор.

Увидев реакцию Пьетро, Баилардино усмехнулся.

— Безвкусная работа, да? Извини, придется тебе проглотить гордость и напялить это безобразие — по крайней мере на несколько часов.

Пьетро надел рубашку.

— Дело не в красоте. Как я это надену? Не иначе, доспехи сняли с великана.

Баилардино щелкнул пальцами, и слуги принялись закреплять на груди и спине Пьетро простеганные куски ткани.

— Ну, так еще куда ни шло, — буркнул Пьетро.