Волчье солнышко - Александр Бушков

Меншиков тихонько убрался к себе, им владело странноечувство горечи позора. Ужинать, когда раздался звон гонга, он не пошел, валялсяна смятой постели, в темноте, зажав в кулаке оловянную пуговицу, напряженноискал выход из тупика, в который неотвратимо двигались теории и гипотезы, сотнилет считавшиеся непогрешимыми.

Чтобы найти выход, нужно было взглянуть на происходящее скаких-то иных позиций. Доказать, что ничего преступного и антигуманного вдействиях похитителей нет, что подлинный смысл их поступков остался скрытым, иничего общего не имеет с кровожадностью и тому подобными глупостями.

Он думал около часа, но ничего не получалось. Можно было ещепопытаться оправдать насильственный захват кораблей и людей, послужи онпрелюдией к контакту. Однако Меншиков верил Алену, как самому себе. Ален не могне понимать, как повредит его преемнику ошибочная оценка событий, никогда ненаписал бы того, в чем не был уверен. «Никаких попыток контакта». Значит, их ине было. Негуманоиды… Что же, правы были те, кто утверждал, будто негуманоиднаялогика настолько противоречит гуманоидной, что две цивилизации никогда несмогут договориться и в лучшем случае вместо конфронтации наступит вооруженныйпат? До чего же дико звучит: «Космическая война», «Космическое противостояние»…

Додумать не удалось – явился робот и стал надоедать, требуя,чтобы Меншиков немедленно шел ужинать, талдычил о важной роли регулярногопитания в нормальном функционировании организма, и отвязаться от него не былоникакой возможности. И без того взвинтивший себя Меншиков поплелся в столовую,ругаясь на чем свет стоит разнообразными древними словечками.

В столовой никого уже не было. Сломанные клавиши кто-тоаккуратно починил – скорее всего, роботы. Меншиков наскоро проглотил какой-топитательный «салат, швырнул тарелку в мойку и вышел во двор.

Лиловый туман рассеялся, – может быть, он и в самомделе заволакивал небо только днем. В зените висел ярко-желтый серпик размеромраза в три меньше луны, видимо спутник этой планеты. Определиться по звездамоказалось нетрудно, его затащили не так уж далеко вглубь, планета находиласьгде-то на окраине скопления – Меншиков узнал чуточку деформированное созвездиеЗвездного Филина и ромб из девяти ярких звезд – каравеллу Колумба. Уволоклипарсека на два. Он стоял и смотрел на крупную синюю звезду – Альфу Каравеллы.На одной из планет Альфы и располагалась База-16. Там уже знали, что он пропал,ждали и надеялись. Космос ежесекундно пронизывают миллиарды взглядов, вполневозможно, что на Базе-16 кто-то смотрел Меншикову прямо в глаза, но они невидели друг друга, разделенные миллиардами километров…

А в доме-тюрьме не горело ни одно окно, и спасательпредставил их всех – в полупустых комнатах, придавленных темнотой и тишиной, откоторых не спасает ни самый яркий свет, ни самый громкий крик…

Меншиков, разумеется, не был трусом, но стоять посредитемного двора, под чужим небом, в мертвой тишине было жутковато. Страх ледянойлапкой поглаживал затылок. Меншиков вернулся в дом. Собственно, уже сейчасможно было разделаться с шарами и предпринять разведку за стеной, но не следуеточертя голову бросаться в пекло – этот нехитрый закон накрепко усвоили те, комуслишком часто приходилось спотыкаться о кости торопыг…

Открыв дверь, Меншиков подумал сначала, что ошибсякомнатой, – прямо на постель падал квадрат тусклого лунного света, и виднобыло, что в изголовье кто-то сидит. Инстинктивно Меншиков шагнул назад.

– Не зажигай свет, – тихо сказала Роми. – Ииди сюда.

– Как ты узнала, в какой я комнате? – задал ондовольно глупый вопрос.

– Иди сюда. – Это звучало как приказ.

– Брось ты это, – сказал Меншиков, присаживаясьрядом с ней. – Не нужно, девочка. Если и попали в грязь, необязательнопачкаться по самые уши…

Он почувствовал руки Роми на своих плечах, ее дыхание нащеке и вдруг в диком несоответствии с ситуацией вспомнил, что Ле Медек былчемпионом управления по гандикапу, а его любимого коня звали Альтаирец, хотяникаких альтаирцев нет и не было, потому что у Альтаира нет ни одной планеты…

– Не нужно, Роми, – повторил он мягче. – Отэтого все равно легче не станет, ты уж поверь.

– Ты ничего не понимаешь, – прошептала ему на ухоРоми тем голосом, после которого будут только слезы. – У меня еще никогоне было, ты понял? Совсем. Может, меня заберут завтра. Уж лучше так, чем совсемничего, ну неужели ты не можешь понять? Ты же тоже погибнешь…

«Я понимаю все и давно знаю, что человечностьмноголика», – подумал он, пытаясь разглядеть в полутьме лицо девушки иувидеть, плачет она или нет. Иногда человечность в том, чтобы выстрелитьпервым. Иногда в том, чтобы опустить оружие, хотя сердце жаждет выстрела.Иногда в том, чтобы не иметь при себе оружия, когда в тебя стреляют. А иногда,оказывается, в том, чтобы, не любя, но и не чувствуя себя подлецом, целоватьдевушку, готовую удовольствоваться этим эрзацем, потому что неподдельного можнои не дождаться…

Посреди ночи он внезапно проснулся и сразу понял отчего –Роми не спала. Протянул руку – в ладонь сразу же уткнулась щека, но Меншиков несмог ощутить кожей, влажная она или нет, – его ладони были залитыпрозрачным пластиком, скрывавшим еще одно хитрое приспособление из богатогоарсенала «Динго».

– Ты почему не спишь? – спросил он так, словно онибыли далеко отсюда, если не на Гавайях, то по крайней мере на второй планетеАльфы Каравеллы с ее фиолетовыми водопадами и чудесными пляжами.

– Глупый вопрос, – тихо сказала Роми. –Знаешь, что самое страшное? Даже не то, что нас одного за другим отправляютумирать. Страшно другое – всего несколько дней назад мы были богами. Титанамипо крайней мере. Шли от звезды к звезде, потеряв им счет, за день воздвигалигорода, изменяли атмосферы планет, течение рек, сносили горы и осушали океаны.Почти боги. И вдруг – клетка, тюрьма, загон, шары эти проклятые, даже венывскрыть не дали…

– Что в лесу? – спросил Меншиков.

– Смерть. Больше ничего не знаю. Белаш там был, онединственный, кто оттуда вернулся, но не рассказывает. Не хочет пугать, видимо…Ты расскажешь, если уйдешь раньше меня и тебе удастся вернуться? Прости, что ятакое говорю… Ты не обиделся?

– Переживу.

И тут она не выдержала, прижалась, дрожа, вцепилась в него,повторяла:

– Не хочу, не хочу, почему так, не хочу…

– Молчи, – сказал Меншиков. – Молчи,глупенькая. Ничего с тобой не случится. Скоро мы улетим, я здесь, чтобы…

– Спасибо, – она потерлась щекой о егощеку. – Ты добрый, я понимаю, только не нужно так говорить, это злаяколыбельная, даже если она от чистого сердца…

– Но, Роми…

– Молчи, пожалуйста.

– Не веришь?

– Нет. Лучше обними меня, скоро утро. Вот это и естьсамое страшное, подумал Меншиков, когда человек уже ничему не верит,отказывается и думать, что выход есть. Будьте вы прокляты, те, кто все этозатеял, дайте мне только до вас добраться…