Nirvana: Правдивая история - Эверет Тру

У меня еще не было опыта смерти друзей. Все это казалось нереальным. Сейчас, спустя десять-пятнадцать лет, я знаю достаточно героиновых наркоманов, у которых нет зубов, которым сделали операцию на бедре, а им всего-то чуть за тридцать. Люди действительно умирают. Действительно доводят себя до полного саморазрушения. Но в то время это не казалось реальностью. И это свалилось на меня в тот день, когда я увидел, что делают эти двое, мои друзья. Я очень хорошо ладил с Куртом и Кортни. Мы могли болтать о музыке весь день, и нам было хорошо.

Я: Это важный момент: многие как раз с трудом ладили с Куртом и Кортни.

– Да, и не знаю, почему я…

Я: Могу предположить. Ты был панком, и притом юным.

– И я был достаточно умен, чтобы держать все в себе. Я не бегал повсюду с рассказами, что именно я делаю. Я считал их своими друзьями, но они были старше, и я смотрел на них снизу вверх и больше слушал. На полпути к Сиэтлу мне исполнилось двадцать. На следующий день мы приехали-таки в Сиэтл. Помню, что по дороге я думал: «Отличный город, и я здесь ради них». Об этих людях явно нужно было позаботиться. А мне казалось, что я должен о ком-то заботиться, и теперь у меня была эта девочка.

Через два дня после приезда в Сиэтл случилось кое-что важное. Они сняли огромный новенький дом на озере Вашингтон. Я жил на первом этаже и считал, что это круто. Через два дня я попросил Кортни спрятать от меня наркотики. Не то чтобы я ее в чем-то обвиняю – я в то время мог отыскать наркотики везде; но она любила все упрощать и пыталась давить на людей. Она представила меня пришедшему к ним другу, Дилану. Сначала он мне не понравился, потому что тоже был наркоманом. А я собирался завязать, к тому же был настолько наивен, что думал, будто и Курт с Кортни хотят завязать, потому что они же принимают бупренорфин и все вскоре будет хорошо. Потом я увидел его и понял.

Кортни велела, чтобы я снял из банка немного денег и пошел с Диланом кое-что купить домой. Я сразу понял, в чем дело. У меня заныло под ложечкой, и я подумал: «Нет, я не могу», – но смирился. И вот я сижу в машине с этим парнем, Диланом. Он заставил меня припарковаться в каком-то дерьмовом районе. Он выходит, возвращается и говорит: «Готово». Я понял, что речь о наркотиках, и мне сразу захотелось их, а это всегда меня очень расстраивало. Когда мы вернулись домой, я наорал на Кортни. Я кричал: «Так нельзя! Я наркоман». Возможно, одна из главных причин наших хороших отношений с Кортни состояла в том, что, в то время как другие ее боялись, я на нее орал. И ей это было необходимо. Она отвечала: «Хорошо, извини. Возьми немного». И эта свара продолжалась весь день. Нам было хреново, и оба мы пытались это скрыть друг от друга, а потом пришел Эрик. Я взял ребенка на руки и испугался. Невозможно принимать наркотики в такой ситуации. Дело было 15 апреля, через два дня после нашего приезда.

Я: А какова здесь была роль Эрика?

– Эрик часто приходил, пытаясь что-то уладить. Кортни находилась в некоторой сумятице, и Эрик был ее последним прибежищем. Он всегда оставался на стороне Кортни и часто ей помогал.

Я: А Эрик принимал наркотики?

– Он был одним из тех удивительных людей, которые могут употреблять, а могут и нет. Он не возражал против экспериментов с наркотиками, но не особенно ими интересовался. Но день выдался плохой, и я помню, что мы долго собачились, и в итоге я заплакал и стал повторять: «Я не могу здесь оставаться».

Я: Курт был там же?

– Нет, вообще не знаю, где он тогда был. Наверное, куда-то уехал с группой на пару дней. Когда Курт уезжал, а она оставалась, в доме появлялись наркотики – и наоборот. Но тут для меня все несколько изменилось. Я шел туда с решимостью завязать… но рано или поздно все равно бы сорвался. Я действительно старался оставаться трезвой няней – но в свободные вечера гулял, принимал наркотики и вел себя на свои двадцать лет.

Я: В чем состояли твои обязанности няни?

– Предполагалось, что они будут заключаться в уходе за Фрэнсис. Кортни моментально попыталась приспособить меня еще к чему-то – отправлять факсы, отвечать на телефонные звонки и все такое. Я тут же сказал ей, что ничего подобного делать не буду. Она ответила: «Господи, только не ори на меня». Она всегда так говорила.

Кортни любит указывать людям, что делать, особенно если те сопротивляются. Ребенка на меня оставляли очень часто, иногда на целую неделю. Я не возражал. К своему удивлению, я действительно полюбил девочку. Я обожал Фрэнсис, хорошо с ней обращался, и нам было весело вместе.

Я: Что обычно Курт ел?

– В основном всякую вредную пищу: замороженные обеды, замороженную пиццу. У него была любимая пиццерия в Пайонир-сквере, и иногда я бегал туда за пиццей навынос. Мы оба любили печенья и готовые завтраки – чисто наркоманские пристрастия. Он узнал, какой у меня любимый сорт печенья, и купил мне однажды целый ящик – сюрпризом. Примерно в то же время пришла домой она – с двумя мисками. Она тратила все его деньги на дорогущие штуки. Какая-то ее часть – наверное, та, которая очень любит ссориться, – не смогла удержаться и не сказать ему, сколько они стоят. Нам эти миски показались просто прикольными, но оказалось, что они позолоченные и стоят по 600 долларов каждая. Курт рассердился и заорал на нее: «Пять лет назад денег за эти миски хватило бы на то, чтобы три месяца платить за мою квартиру!» Он уселся в моей комнате в подвале и смотрел со мной и Фрэнсис телевизор. Курт исходил гневом по поводу этих мисок. Потом собрался наверх и спросил меня, хочу ли я есть. Он насыпал две порции завтраков в эти бесценные миски, принес их вниз и сказал: «Ведь лучше их не используешь, правда?»

Я: У него внизу хранились какие-то рентгеновские штучки, так ведь?

– Да, все эти дешевые сраные фокусы и фальшивые протезы. А он тратил деньги на то, что можно увидеть на задней обложке «In Utero»: дорогие медицинские куклы. Это совсем другое. Во всех его биографиях говорят о том, каким замученным и несчастным был Курт. Я так не думаю. По-моему, он был очень веселый. Да, порой он действительно бывал замученным и несчастным, но временами он радовался как ребенок. Они оба умели меня рассмешить.

Я: Курт когда-либо упоминал своих прежних девушек?

– Нет, во всяком случае, не при мне.

Я: А Кортни как к ним относилась?

– Да, она о них говорила, а он отмахивался. Я быстро установил правила игры – кажется, в тот же месяц, как поселился в доме. Я сказал: «Слушайте, это ненормально. Не хочу постоянно быть в эпицентре ваших скандалов. И не надо спрашивать меня, кто прав, и орать на меня», – потому что они делали так постоянно, а я этого совершенно не хотел.

Уильям декламирует стихотворение про какого-то паренька, который, глядите, на улице встречает, глядите, наркодилера, потом он в гостиничном номере, глядите, у него в чемодане спрятано расчлененное тело, глядите, ему очень нужно ширнуться, а у него только три доллара, глядите, Рождество, смотрите, унылый ветер снаружи, глядите, пацану плохо, все расплывается…