Шестое Правило Волшебника - Терри Гудкайнд

– Ты поосторожней с Нилом, – сказал Ричард.

– Это почему?

– По какой-то причине он считает, что я нуждаюсь в нравоучениях. Он действительно верит, что Орден – спаситель человечества. Он ставит благополучие Ордена выше благополучия человечества.

Виктор, поднимаясь, вздохнул и поправил свой кожаный передник.

– Я тоже о нем такого же мнения.

Они прошли в дом, когда солнце только-только осветило стоящий в комнате мрамор. Ричард коснулся холодного камня, как делал всегда, когда проходил мимо. Мрамор казался живым. Живым и могучим.

– Виктор, я как-то уже спрашивал у тебя, что это. Может, теперь все же расскажешь?

Кузнец остановился и оглядел стоящий перед ним белый камень. Потом легонько коснулся его, нежно проведя пальцами по поверхности.

– Это моя статуя.

– Какая статуя?

– Та, что я хочу однажды создать. В моей семье много скульпторов. И сколько я себя помню, мне всегда тоже хотелось ваять. Я хотел стать великим скульптором. Создавать великие творения.

Но вместо этого мне пришлось идти в подмастерья к кузнецу на каменоломне. Нужно было содержать семью. Я ведь старший сын. Мой отец с кузнецом были друзьями, и отец попросил его взять меня к себе... Он не хотел, чтобы еще один сын погиб на каменоломне. Это ведь опасное и трудное дело – вырезать мраморные глыбы из горы.

– А ты уже занимался резьбой? Ну, по дереву, к примеру?

Виктор, не отрывая глаз от мрамора, покачал головой.

– Я хотел работать только с камнем. Я купил этот мрамор на сэкономленные деньги. Он мой. Мало кто может сказать, что ему принадлежит часть горы. Тем более такая чистая и красивая, как эта.

Ричард отлично понимал его чувства.

– Так что же ты хочешь изваять из него, Виктор?

Тот прищурился, словно хотел проникнуть в самую суть камня.

– Не знаю. Говорят, что камень сам тебе скажет, что ты должен из него сделать.

– И ты в это веришь?

Виктор рассмеялся густым смехом.

– Да нет, не очень! Но штука в том, что это действительно прекрасный кусок мрамора. Нет лучше материала для статуй, чем мрамор из Каватуры, и очень немногие куски каватурского мрамора обладают такими чудесным качеством, как этот. Я не вынесу, если из него сделают что-то страшное, как те статуи, что делают нынче.

– Когда-то, давным-давно, из такой красоты делали только красоту. Но теперь уже нет, – с горечью прошептал он. – Теперь человек должен изображаться искореженным, как нечто постыдное.

Ричард отвозил сделанные Виктором инструменты вниз, где работали скульпторы, и у него была возможность посмотреть вблизи на их творения. Внешнюю сторону стен должны были заполнить гигантские скульптурные композиции. Эти стены, окружающие дворец, тянулись на многие мили. А скульптуры, которые делали для Убежища, были таким же, какие Ричард уже видел повсюду в Древнем мире, но не имели себе равных по количеству. Весь дворец должен был стать эпическим изображением видения Орденом сущности жизни и искупления в другой, потусторонней жизни.

Фигуры, которые ваялись, были неестественными, с конечностями, которые ни при каких обстоятельствах не могли действовать. Те, что создавались в виде барельефов, были навечно запаяны в камень, из которого едва выглядывали. Позы изображали человека бессильным, бесплотным и ничтожным.

Мышцы, кости и плоть были собраны в кучу в виде чего-то бессильного и настолько непропорционального, что в них не было практически ничего человеческого. Выражение лиц невозмутимое, если статуи изображали добродетель, либо искаженное ужасом, болью и мукой, если отображали судьбу грешников. Добродетельные мужчины и женщины, согнутые непосильным трудом, всегда изображались смотрящими на мир с тупой покорностью.

По большей части было трудно отличить мужское изображение от женского, поскольку их земные тела, этот вечный источник стыда, прикрывали мешковатые одеяния вроде тех, что носили священники Ордена. Чтобы лучше отобразить учение Ордена, лишь грешники были обнажены, чтобы все могли лицезреть их мерзкие изъязвленные тела.

Статуи сии изображали человека беспомощным, обреченным из-за своего низкого интеллекта выносить тяжкое бремя своего существования.

Ричард подозревал, что большинство скульпторов боялись ареста и пыток, поэтому постоянно отвечали, что человека должно изображать принимающим свою мерзкую сущность, следовательно, способным получить вознаграждение только после смерти. Статуи должны были убеждать массы, что такова единственная награда, на которую человек может надеяться. Ричард знал, что кое-кто из ваятелей твердо верит этой белиберде. И всегда вел себя с ними крайне осторожно.

– Ах, Ричард, как бы мне хотелось, чтобы ты увидел красивые статуи вместо нынешнего убожества.

– Мне доводилось видеть прекрасные скульптуры, – мягко заверил кузнеца Ричард.

– Да? Я рад. Люди должны видеть красивые вещи, а не это... Это, – он махнул на возводимые стены Убежища, – это зло под маской добра.

– Значит, когда-нибудь ты изваяешь такую красоту?

– Не знаю, Ричард, – признался он наконец. – Орден отбирает все. Они говорят, что отдельная личность ничто и нужна лишь для того, чтобы трудиться на всеобщее благо. Они берут то, что может стать произведением искусства, криком души, и превращают в яд, превращают в смерть. – Виктор лукаво улыбнулся. – Так что при нынешнем раскладе я могу лишь наслаждаться той прекрасной статуей, что заключена в этом камне.

– Я понимаю, Виктор, правда, понимаю. И ты так ее описываешь, что я тоже ее вижу.

– Значит, мы оба будем любоваться моей статуей в таком виде, в каком она есть. К тому же видишь? – Виктор указал в основание камня. – В нем есть изъян. И идет по всему камню. Поэтому-то я и смог его приобрести – из-за изъяна. Если допустить ошибку при работе, то камень может просто рассыпаться. Я так и не додумался, как работать с этим камнем, чтобы использовать все преимущества его красоты, но при этом избежать трещину.

– Может быть, однажды тебя осенит, что сделать из этого камня, как создать из него благородное творение.

– Благородное. Ах, это будет нечто – самая возвышенная форма красоты. – Виктор покачал головой. – Но я не стану этого делать. Не стану до восстания.

– Восстания?

Виктор осторожно глянул на склон за дверью.

– Восстание. Оно грядет. Орден не может оставаться в силе – зло не может оставаться в силе. Вечно, во всяком случае. У меня на родине, когда я был молод, существовала и красота, и свобода. Но нас вынудили отдать жизнь и свободу, капля за каплей, делу справедливости для всех. Люди не понимали, чем обладают, и выпустили свободу из рук ради пустых обещаний лучшей жизни, жизни, где не надо прилагать усилий, стараться чего-то достичь, где нет производительного труда. Всегда найдется кто-то другой, кто будет все это делать, кто будет обеспечивать и сделает их жизнь легкой.