Григорий Распутин - Алексей Варламов

«Григ, вчера вечером в городе перед отъездом слыхал о назначении Самарина и был в полном отчаянии, так как неделю тому назад он просил тебя не торопиться с увольнением Саблера, так как скоро найдется подходящий человек», – отвечала Государыня.

И в другом письме: «Когда С принимал эту должность, он заявлял своей партии в М., что соглашается исключительно только с целью избавиться от Гр., что он сделает все от него зависящее, чтобы в этом преуспеть».

«Прямо против Распутина вам не приходилось выступать перед Верховной властью?» – задали Щербатову лобовой вопрос на следствии в 1917 году.

«Нет. Это была, так сказать, миссия Самарина, это ему было поручено», – так же четко ответил он. И последние слова в этой фразе – «ему было поручено» – свидетельствуют о том, что за Самариным стояли могущественные силы. Объявить их масонскими значило бы либо прямо солгать, либо, что уж совсем нелепо, признать, что во главе масонского заговора стояли Великая Княгиня Елизавета Федоровна и ее православное окружение.

«…когда Александра Дмитриевича (Самарина. – А. В.) незадолго до революции назначили обер-прокурором Св. Синода, я помню, что отец пошел на телеграф (мы жили тогда на даче) и послал ему поздравление. Тогда шла глухая борьба против Распутина, против разложения правительства и церковного руководства, и назначение Александра Дмитриевича воспринималось как победа в этой борьбе», – вспоминал Сергей Фудель.

«Государь, это хорошо знаю, относился к Самарину сердечно, он его уважал, и это чувство крепло с годами, особенно оно прочно установилось после торжеств 1912 и 1913 гг., на которых Государь неоднократно публично подчеркивал свое особое внимание к Самарину, и поэтому приглашение Самарина в состав кабинета исходило лично от Его величества без всяких побочных влияний», – показывал на следствии Белецкий.

«Александр Димитриевич Самарин, член Государственного Совета, Московский предводитель дворянства, сын известного славянофила, был образованный, дивной души, независимого образа мыслей, чисто русско-православный человек. Самарин пользовался большим уважением в Москве и уважением дворянства всей России. Считали, что он внесет новую, светлую струю в управление Церковью и сумеет парализовать попытки влияния на ее дела со стороны приверженцев Распутина. Сразу же пошли легенды, что он принял пост под условием, чтобы Распутин навсегда покинул Петербург и т. д. Никаких таких условий он не ставил, но они так отвечали желаниям общества, что легенде верили и ей безмерно радовались», – писал Спиридович.

В данном случае это никакая не легенда, и подобные условия Самарин на самом деле ставил. Это следует как из воспоминаний протопресвитера Шавельского, гораздо лучше, чем Спиридович, знавшего и Самарина, и все обстоятельства, с его назначением связанные, так и из слов самого Самарина, произнесенных им на тайных заседаниях Совета министров летом 1915 года, а также из его рассказа о высочайшей аудиенции в Ставке 19—21 июня.

«Вопрос теперь сводился к тому, согласится ли или не согласится Самарин принять должность обер-прокурора Св. Синода, – вспоминал Шавельский. – Сообщив мне эту новость, кн. В. Н. Орлов добавил: "Должны мы были выехать от вас завтра или послезавтра, но теперь задержимся недели две". – "Почему?" – спросил я. "К madame (то есть к Императрице Александре Феодоровне) нельзя скоро на глаза показаться. Вы думаете, она простит отставку Саблера!"»

«…Наш Друг боится твоего пребывания в Ставке, так как там тебе навязывают свои объяснения и ты невольно уступаешь, хотя бы твое собственное чувство подсказывало тебе правду, для них неприемлемую, – писала Государыня 10 июня 1915 года. – Помни, что ты долго царствовал и имеешь гораздо больше опыта, чем они Нет, слушайся нашего Друга, верь ему, его сердцу дороги интересы России и твои. Бог недаром его нам послал, только мы должны обращать больше внимания на его слова – они не говорятся на ветер. Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы!»

«Надеюсь, мое письмо тебя не огорчило, но меня преследует желание нашего Друга, и я знаю, что неисполнение его может стать роковым для нас и для всей страны. – Он знает, что говорит, когда говорит так серьезно».

«А наш Друг просил тебя отлучаться не на долгое время. – Он знает, что дела не пойдут как следует, если тебя там удержат и будут пользоваться твоей добротой».

«Действительно, Государь пробыл в Ставке еще около двух недель, ничего не делая, и в Петроград вернулся лишь 27 или 28 июня», – вспоминал Шавельский.

И тем не менее полной уверенности в успехе у сторонников антираспутинской коалиции не было.

«Хотя, по-видимому, вопрос о Саблере был решен окончательно, однако в Ставке не были спокойны. Государь едет в Петроград, а там Императрица, благоволение которой к Саблеру и нерасположенность к Самарину известны; там Распутин, покровитель Саблера… Положим, при Государе кн. Орлов, полк. Дрентельн, которые настороже… Но они бессильны перед влиянием Императрицы. Кроме того, еще неизвестно, согласится ли Самарин принять назначение. При влиянии Распутина на Царскую семью и на церковные дела для честного и благородного Самарина обер-прокурорская должность ничего, кроме трений, обещать не может. Такие сомнения очень беспокоили Ставку. Ждали при езда Самарина. Стало известно, что Самарин прибывает 18-го утром. Накануне великий князь, пригласив меня в свой вагон, говорит мне:

– Завтра утром прибывает Самарин. Выезжайте на вокзал к его приезду. Постарайтесь переговорить с ним наедине. Властно, по-пастырски скажите ему, что он не имеет права отказываться от предложения. Если начнет упрямиться, пригрозите ему судом Божиим».

«Я уверен, что тебе это не понравится, потому что он (Самарин. – А. В) москвич; но эти перемены должны состояться, и нужно выбирать человека, имя которого известно всей стране и единодушно уважается», – пытался убедить Государь Императрицу.

«Да, любимый, относительно Самарина я более чем огорчена, я прямо в отчаянии, – отвечала она, – он из недоброй, ханжеской клики Эллы, лучший друг Соф. Ив. Тютчевой и епископа Трифона.

Я имею основательные причины его не любить, так как он всегда говорил и теперь продолжает говорить в войсках против нашего Друга».

«Теперь опять начнутся сплетни насчет нашего Друга, и все пойдет плохо. – Я горячо надеюсь, что он не примет предложения – ведь это означает влияние Эллы и приставания с утра до вечера. Он будет работать против нас, раз он против Гр. На сердце у меня тяжело – в 1000 раз лучше удержать Саблера еще на несколько месяцев, чем иметь Самарина!»

Вышло все еще более скверно, чем она предполагала, и совсем не так, как опасался Великий Князь Николай Николаевич. Грозить Самарину Божьим судом не пришлось. Москвич дал свое согласие стать обер-прокурором и поведал Шавельскому о подробностях разговора с Царем.

«– Я прямо заявил Государю, – говорил мне Самарин, – между вами, ваше величество, и обер-прокурором в настоящее время существует средостение (Распутин), которое для меня делает невозможным исполнение по совести предлагаемой должности.