Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин

Я пишу об этом не для того, чтобы извиняться. Когда я начал работать над этой книгой, то часто спрашивал себя, зачем я это делаю. Есть много причин, но только не желание извиняться. Я бы сказал, что в стране, где правили мощные кланы и теневое правительство, я вдруг стал их нежелательным противником и вследствие этого, к несчастью, потерял популярность среди американской публики.

* * *

Премьера «Огней рампы» должна была состояться в «Одеоне» на Лестер-сквер. Мне было трудно предположить, как зрители встретят фильм, ведь он не был похож на все предыдущие комедии Чаплина. Перед премьерой картину посмотрели журналисты. Со времени ее создания прошло довольно много времени, и я уже не мог рассматривать ее объективно, поэтому на просмотре она мне самому очень понравилась. Это не было самолюбованием, мне, как и любому другому человеку, может что-то нравиться, а что-то – нет. Но я никогда не «пускал слезу», как писали некоторые из репортеров. А если бы и так, то что с того? Если автор остается эмоционально глухим к своей работе, он вряд ли может рассчитывать на успех у публики. Если откровенно, то мне мои комедии нравятся больше, чем зрителям.

Премьера проходила под знаком благотворительности, поэтому на ней присутствовала принцесса Великобритании Маргарет. На следующий день фильм начали показывать по всей стране. В газетах отзывы не отличались особым восторгом, но это не помешало фильму побить все рекорды по посещаемости, и, несмотря на бойкот в Америке, доходы от его проката оказались самыми высокими по сравнению со всеми остальными моими фильмами.

Прежде чем отправиться из Лондона в Париж, Уна и я стали гостями лорда Страболджи на обеде в Палате лордов. Я сидел рядом с Гербертом Моррисоном и был удивлен тем, что он, социалист, поддерживал политику атомного сдерживания. Я сказал ему, что, каким бы количеством атомного оружия мы ни обладали, Англия все равно останется легкой мишенью для противника. Наше географическое положение вряд ли послужит утешением, после того как ядерный удар разложит нас всех на атомы. Я всегда был убежден, что политика нейтралитета была и есть самой лучшей стратегией для Англии. Даже при условии начала атомной войны статус нейтрального государства вряд ли может быть нарушен. Вот только Моррисон был не согласен со мной.

В этой связи мне хотелось бы высказать мнение по поводу сложившейся в мире ситуации – как я ее сегодня вижу. Современная жизнь, которая с каждым днем становится все сложнее и сложнее, и научно-технический прогресс XX века загоняют человека в ловушку, и он чувствует угрозу со всех сторон, становясь жертвой политики, научного прогресса и экономического развития. Мы становимся жертвами санкций, условностей и моральных ограничений.

Мы сами себя загнали в эти рамки, и виной этому – наша собственная общечеловеческая слепота. Мы слепо ввергли себя в уродство и хаос существования, позабыв о вере в культуру и нравственность. Все наши чувства пали под напором желания зарабатывать, владеть и управлять. Мы позволили этим желаниям полностью поработить нас и заставить не думать о последствиях.

Отсутствие разумных подходов и ответственности в развитии науки привело к тому, что политики стали управлять оружием массового поражения такой силы, что теперь от них зависит жизнь каждого живого существа на планете.

Эта безграничная власть, сосредоточенная в руках людей, чуждых ответственности и морали и настолько низких духом, насколько это только возможно, может привести к войне на истребление – мы слепо движемся к этой катастрофе.

Однажды доктор Оппенгеймер[156] сказал мне: «Человечеством движет желание познавать новое». Да, это так, и это хорошо, но во многих случаях никто не думает о последствиях. Доктор согласился со мной. Многие ученые подобны религиозным фанатикам. Они устремляются вперед, глубоко веря, что их открытия всегда во благо, а их желание познавать всегда морально оправдано.

Человеческое существо – это животное с начальными инстинктами выживания. Именно поэтому изобретательность развивалась гораздо быстрее, чем душа, а современный научный прогресс давно опередил все нормы этического существования человека.

Альтруизм медленно движется по пути человеческого развития. Он спотыкается и медленно тащится вслед науке. Ему позволяют действовать только при возникновении особых обстоятельств. Ни альтруизм, ни филантропия не могут победить бедность – это под силу только диалектическому материализму.

Карлейль[157] как-то сказал, что спасение мира зависит от тех, кто умеет думать, но, чтобы человек начал думать, он должен оказаться в очень сложных обстоятельствах.

И вот, расщепив атом и загнав самого себя в угол, человек вдруг задумался. Пришло время выбирать – или уничтожить себя, или образумиться. Само развитие науки вынуждает его сделать правильное решение. Я очень надеюсь, что в таких обстоятельствах альтруизм возьмет верх и добрая воля человека восторжествует.

Покинув Америку, мы оказались в другом мире. В Париже и Риме нас встречали подобно героям-победителям: мы завтракали с президентом Венсаном Ориолем[158], нас приглашали на завтрак в посольство Великобритании. Правительство Франции повысило меня до звания офицера Почетного легиона, и в тот же день я стал почетным членом Общества драматических авторов и композиторов. Меня очень тронуло письмо, которое я получил от президента общества месье Роже Фердинана. Вот перевод этого письма: