Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

горячим, поэтому он подул на него. За облаком ароматного пара мужественное лицо смягчилось, и на нем проступила скрытая нежность.

Горячий бульон – это удивительная пища. Иногда одна тарелка кипятка с мясом и специями может согреть человека от желудка до сердца. Кроме того, пить горячий бульон вместе с любимым человеком так же приятно, как бросать в воду каменные блинчики и наблюдать, как по спокойной глади расходятся искрящиеся в лучах солнца причудливые волны.

Мо Жань, в жизни которого было не так уж много таких моментов, невольно затаил дыхание.

Оказывается, чтобы почувствовать себя беззаботным и счастливым, ему нужно было только выпить эту чашу бульона.

Но ради этой чашки когда-то он пил кровь невинных и косил людей как траву. Из-за нее же сейчас нечистая совесть грызла его кости, а раскаяние разъедало внутренности.

Обхватив суповую чашку двумя руками, он поспешно осушил ее.

На сердце кошки скребли — ну и ладно! Не было уверенности в завтрашнем дне — не важно! Мучили угрызения совести – пусть так! В этот момент он не хотел изводить себя этими мыслями. В его жизни было слишком мало таких светлых минут, так что, если уж судьба вдруг расщедрилась на целую чашку счастья, нужно было, не раздумывая, хватать ее и есть здесь и сейчас. Дело не в том, что он не хотел медленно и неспешно распробовать этот незабываемый вкус, ведь на самом деле Мо Жань всегда истово завидовал таким людям, как Сюэ Мэн: рожденные в достатке, они могли легко и непринужденно вкушать все блага жизни, даже не задумываясь о том, что кто-то может их отнять.

Мо Жань не мог просто наслаждаться благами, ведь в этой жизни ему ничего не давалось просто так. За все приходилось бороться, а потом, скаля зубы и громко лая, оборонять вырванный кусок. Поэтому для него единственным способом навсегда сохранить что-то дорогое, было сожрать это. Когда дело касалось сохранения нажитого, Мо Жань всегда действовал как дикий зверь. Только проглотив добычу, он мог почувствовать себя спокойно, ведь эта вещь в его желудке, а значит теперь всегда будет принадлежать ему и больше никто не сможет ее отнять.

В детстве он отбирал еду у других детей.

В прошлой жизни он прибрал весь мир заклинателей.

В этой жизни он хотел захватить лишь чашку супа.

Разумеется, Мо Вэйюй знал, что в жизни своей сотворил много зла и боялся, что когда-нибудь судьба расквитается с ним за все. Поэтому он так торопился отхватить свой жалкий кусочек счастья, а потом снова мчался куда-то со всех ног, изо всех сил пытаясь оставить злой рок далеко позади.

Как и большинство людей, совершивших тяжкие преступления, он раскаивался и хотел начать все сначала. С этим грузом вины, даже сохраняя показную беззаботность, Мо Жань не мог избавиться от тревоги. «Что посеешь, то и пожнешь» — он точно знал, что это не пустые слова. Даже в эпицентре веселой кутерьмы у него не получалось радоваться жизни. Где-то на грани сознания он чувствовал, что это все не более, чем мираж, и, в конце концов, однажды он проснется в опустевшем Дворце Ушань и вернется в свой персональный ад.

Поэтому, пока этот бульон не остыл, он торопился отпить хотя бы еще несколько глотков.

Тогда, даже если однажды он получит по заслугам и отвергнутый всем миром в наказание будет сброшен в холодный бездонный омут, просто сохранив в груди воспоминание об этом тепле, даже в одиночку он сможет все выдержать.

— О чем задумался? — спросил Чу Ваньнин.

— А? — тихо откликнулся Мо Жань. Придя в себя, он поспешил со смехом отмахнуться. — Пустяки! Наевшись досыта, я люблю иногда просто сидеть и ни о чем не думать.

Чу Ваньнин взглянул на его пустую суповую тарелку:

— Уже все съел?

— Да.

— Кажется сегодня тебе пришелся по вкусу бульон со свиными ребрышками?

— Ха-ха, ага!

Чу Ваньнин взял его чашку и сказал:

— Тогда я схожу за добавкой.

Он быстро сходил на раздачу и вернулся с большой супницей полной бульона, который оказался настолько горячим, что, тут же поставив ее на стол, Чу Ваньнин схватился обожженными пальцами за мочки ушей, чтобы сбить температуру[146.1].

Потом он опять сел за стол и сказал:

— Пей.

— Отлично! Полная тарелка!

— Не спеши, пей помедленнее, – упрекнул его Чу Ваньнин и добавил, — если мало, есть еще, у тебя же никто не отнимет.

Мо Жаня неожиданно очень тронула эта простая фраза. Взяв тарелку двумя руками, он опустил потемневший взгляд черных глаз и, издав неопределенный горловой звук, с улыбкой сказал:

— Хорошо.

Чу Ваньнин даже не догадывался, что сейчас Мо Жань переживает один из лучших мгновений в своей жизни. У него в руках была полная миска горячего наваристого бульона, и он слышал от человека рядом «если мало, есть еще, у тебя же никто не отнимет». От переизбытка чувств к глазам подступили слезы.

Все пять лет, что Чу Ваньнина не было рядом, он торопил время и каждый день изводил и винил себя.

И вот, пять лет спустя Учитель говорит ему: не спеши[146.2].

Сердце Мо Жаня болезненно сжалось. Чем сильнее он сближался с Чу Ваньнином, тем сильнее были его душевные муки. На самом деле, в круговороте жизненной рутины очень легко было не обращать внимания на мелочи, которые говорили об истинной привязанности. Но теперь, когда Мо Жань знал куда смотреть, все тайное стало явным, и он ясно видел, что Чу Ваньнин всегда был очень терпелив, мягок и добр с ним.

В прошлой жизни он опозорил и погубил такого человека.

В этой жизни за какие заслуги ему дарован шанс вновь идти по жизни рядом с этим милостивым государем?

Его сердце и душа дрожали и корчились в муках. С одной стороны, он чувствовал себя недостойным и понимал, что должен как можно быстрее покинуть Чу Ваньнина и впредь держаться от него как можно дальше. После всего, что он натворил, где его совесть? Как ему наглости хватает пользоваться покровительством Чу Ваньнина, принимать его доброе отношение и наслаждаться теплом его улыбки? Дерзкий наглец без стыда и совести!

Но, с другой стороны, разве может страдающий от жажды отказаться от воды... Прав он или нет, достойно это или нет, в этой новой жизни у него есть годы, чтобы по капле каждый день искупать совершенные им злодеяния. Ведь