Жизнь - Кит Ричардс

Помимо браконьерства, которым я с тех пор бросил заниматься, я веду вполне джентльменскую жизнь. Слушаю Моцарта, много-много читаю. Я поглощаю книги пачками. Могу читать что угодно. И, если мне книга не нравится, я ее спокойно бросаю. Что касается художественной литературы, то для меня это Джордж МакДональд Фрейзер, флэшменовская серия[270], и Патрик О'Брайан. Я влюбился в его стиль с первого раза, с самого “Хозяина морей”[271]. Не столько из-за Англии времен Нельсона и наполеоновских войн, сколько из-за человеческих отношений. Есть у него эта основа. И конечно же, когда у тебя герои одни посреди чертова океана, все становится виднее. Просто великолепные описания характеров, которые до сих пор сидят у меня в голове. Это история о дружбе, товариществе. Джек Обри и Стивен Мэтьюрин всегда мне немного напоминают Мика и меня. История, в первую очередь британские военно-морские силы в тот период, – это мой конек. Армия в те дни ничего особенного не представляла. Интересное – это как раз флот, парни, которых тащили туда против воли, знаменитый “пресс”. Чтоб такая машина работала, нужно было сколотить из кучи упирающегося народа исправную команду, и здесь я вспоминаю Rolling Stones. У меня всегда какое-то историческое чтиво в руках. Эпоха Нельсона и Вторая мировая занимают верхние позиции в списке, но я не брезгую и древнеримскими делами и кое-чем из британского колониального периода – “Большая игра”[272] и все такое. У меня неплохая библиотека дома, где множество таких томов, с полками из темного дерева, которые доходят до потолка. Здесь мое укромное место, и здесь же со мной приключилась одна неприятность.

Никто мне не верит, когда я говорю, что просто искал анатомический атлас Леонардо да Винчи. Книга немаленькая, а все большие тома запиханы у меня под самый потолок. Я достал стремянку и полез наверх. Полки держатся на таких маленьких штырьках, а на полках сверху тяжеленные томищи. И когда я дотронулся до полки, штырек выпал, и вся ебаная груда книг полетела прямо мне в лицо. Бах! Я шмякнулся о письменный стол башкой и отрубился. Очнулся неизвестно сколько времени спустя, наверное, полчаса, и все болит. Прихватывает – ой-ой-ой. А вокруг меня огромные тома. Я бы посмеялся над иронией ситуации, только никак, потому что слишком больно. Хотел про анатомию справиться, говоришь? Я вскарабкался по лестнице на второй этаж, еле дышал. Я просто думал, поднимусь к жене и погляжу, как оно будет поутру. Поутру стало еще хуже. Патти спрашивает: “Что случилось?” “Да так, упал. Все нормально”. Но дышу все равно с трудом. Три дня я тянул, пока не сказал Патти: “Родная, надо мне, наверное, съездить провериться”. И оказалось, что ничего у меня не нормально: проткнул себе легкое. Наш европейский тур, который уже планировалось начать в Берлине в мае 1998-го, отложили на месяц – один из редчайших случаев, когда из-за меня задержали гастроли.

А через год я проделал все то же самое с другого боку. Мы только-только прилетели на Сент-Томас, это Виргинские острова, и я намазался маслом от загара. И по-молодецки запрыгнул на какой-то глиняный сосуд, чтобы посмотреть через забор, но масло меня и подвело. Я поскользнулся – хрясь! У жены был с собой перкодан, так что я просто заел это дело кучей болеутоляющих. И я не подозревал, что сломал три ребра на одном боку и продырявил второе легкое, пока где-то через месяц не пошел на осмотр перед туром. Тебя должны всего проверить, сделать тесты на беговом тренажере и всю прочую фигню. А в конце тебе делают рентген: “Да, кстати, у вас были сломаны три ребра и дырка в легком справа. Но все уже затянулось, так что можно не беспокоиться”.

* * *

Когда я дома, то готовлю себе сам, обычно колбаски с пюре (рецепт прилагается) – с некоторыми вариациями в плане пюре, но и то не особенно. Или еще какую-нибудь классику из английской стряпни. Я привык питаться по-своему, да еще и нерегулярно, – это из-за гастрольного расписания, когда у тебя все не как у людей. Я ем, только когда хочется, что для нашей культуры практически беспрецедентно. Перед тем как идти на сцену, тебе не до еды, а когда уходишь, то нужно обождать час или два, пока не схлынет адреналин, а это уже где-то ближе к трем часам ночи.

Садиться есть нужно, когда проголодался. Нас с младенчества приучают есть три раза в день – абсолютное порождение фабрично-промышленной революции, эта идея питания пришла оттуда. До нее так никогда не было. Ты прихватывал по кусочку, но часто, каждый час. Но тогда им понадобилось всех нас подверстать под одну гребенку: “А теперь все обедать!” Школа – она как раз про это. Бог с ней, с географией, историей или математикой – тебя там учат тому, как работать на заводе. Гудок зовет – пора в столовку. Если ты будешь работать в конторе и даже если тебе светит стать премьер-министром – закон один. Для человека очень вредно запихивать в себя всю эту кормежку за раз. Лучше, когда перехватишь немного здесь, положишь что-нибудь в рот там – каждые несколько часов небольшой перекус. Организму с этим справляться гораздо удобнее, чем когда за один час набиваешь себе желудок целой кучей еды.

Я жарил себе колбаски всю жизнь и только недавно благодаря одной леди из телевизора обнаружил, что, когда кладешь их на сковородку, та должна быть холодной. Ничего не надо разогревать. Разогрев их только раскорячит, потому в Англии они так и называются – bangers[273]. Готовить надо очень медленно, посуда должна быть холодная. И тогда налей себе что-нибудь выпить и жди. И все получится как надо. Они так не скукоживаются, остаются такие пухленькие. Все дело в терпении. На кухне вообще все дело в терпении. Когда я готовил Goats Head Soup[274], то вообще не торопился.