Уйти, чтобы возродиться - Дмитрий Александрович Козак

Он кивнул им обоим и подошел ближе.

– Я прошу прощения, но у вас еще будет много времени заняться друг другом. – И, улыбнувшись, добавил. – Я все же провидец, и точно знаю это.

Ветров напряженно замер.

– Что-то не так, Фермер?

Тот успокаивающе поднял руки.

– Все так, Игорь. Санди сам успел сходить в Астронарий и на месте просмотреть нужную информацию. Он сказал, что взрывчатых веществ у нас, судя по всему, достаточно, но для полной уверенности ему нужно самому побывать в эпицентре. Наргис согласился ему все показать. А дальше дело Случая…

Глэдис кивнула.

– Что же. Другого выхода нет. Через несколько часов все должно решиться. Игорь?

Ветров согласно кивнул.

– Пусть так. Но, Фермер. Спроси сначала у Валентина. Он все же теперь полноценный старший навигатор.

Фермер расхохотался.

– Ну, вы и горазды с Валом отправлять друг к другу! Спросил я его о том же. И он ответил мне то же, что и ты. Ладно, я пошел. До скорого, и выздоравливай.

Створки двери тихо закрылись за его спиной. В комнате погас свет, и наступила полнейшая тишина, которую нарушил лишь звук поцелуя. Сразу за ним голос Глэдис произнес.

– Вы с Валом, Игорь, так хорошо дополняете друг друга. У тебя опыт, а у него молодость и смекалка.

Голос Ветрова оптимистично заметил в темноте.

– Значит, Глэдис, эримитисы, да и люди, жить будут.

И снова установившуюся после сказанных им слов тишину нарушил звук поцелуя…

Глава 119

Наргис сам сидел у обзорного экрана стратолета и лично корректировал за пультом маршрут движения стратолета. Как ни рвались лететь с ними в разведку все остальные, удалось это лишь нескольким эримитисам и людям. В команде присутствовали Вик и Валентин Сонцевы, Фермер, капитан Вернер, генри Кинг, Авраам Хортман, Санди и кот Марс, которого обиженный Дэн всунул тому в последний момент, приказав строго контролировать друга.

Санди с Вернером и Кингом с огромным вниманием рассматривали «несуществующий» материк, над территорией которого сейчас пролетали. Там, где океан еще не успел похозяйствовать, царила сказка. Все утопало в зелени, кое-где у дорог стояли домики фермеров с амбарами и мастерскими, покинутыми своими хозяевами. Ровные, почти идеальные, линии делили обработанные запрограммированными сельскохозяйственными машинами поля на разноцветные квадраты. Кое-где поблескивали озера и небольшие речушки. Санди задумчиво взъерошил волосы и заговорил.

– Вот ты какой, Эримитис. Так, говорите, этот небольшой материк всегда был скрыт от глаз людей? Да, немного зная старогреческий, я понимаю смысл его названия… «отшельник».

Генри удивленно поднял брови.

– А откуда ты, Санди, старогреческий знаешь? Ладно, русский и англо-американский. Ладно, там, китайский, на них полмира говорили. А где же ты старогреческому успел научиться?

Все заинтересованно навострили уши. А Санди, что-то решив для себя, стал рассказывать.

– Еще юным мальчуганом я заимел привычку все самое интересное и необычное подмечать. А, однажды, попался на глаза одному, старше меня, юноше.

Санди сделал паузу, выразительно скосив глаза в сторону Вернера. Тот лишь хмыкнул, а Санди продолжил.

– Он, этот юноша, пообещал накормить меня досыта, маленького доверчивого сироту. Я с ним и пошел. Он завел меня в тихий закоулок, в котором быстро развернулся и накинул мне на голову грубую мешковину. Я хотел вырваться, попытался сорвать мешок, но получил чем-то тяжелым по голове, и отключился. Да-а-а… а очнулся я уже на пиратском корабле, запертым в трюме с еще несколькими такими же мальчишками, как и я, или чуть постарше.

Кормили нас помоями, из трюма не выпускали. Но мы знали, что плыли около трех недель, пока корабль не пришвартовался к причалу какого-то острова. На острове, как оказалось, вовсю шла торговля «живым товаром». Нас всех выставили на аукционе, и меня почти сразу же купил толстый неповоротливый фермер.

Санди снова сделал паузу, вспоминая свое детство, а слушавшие невольно заулыбались, глядя на абсолютно спокойного Фермера. Вик не выдержал паузы, очень заинтересовавшись этой историей. И нетерпеливо поторопил Санди.

– Санди, давай, рассказывай дальше!

И Санди продолжил.

– Меня поселили в сарае. Я должен был заниматься мелкими будничными хозяйскими делами. Но это еще куда бы ни шло. Однако второй обязанностью мне вменялось быть в качестве живой груши для кулачных тренировок двух сынков этого фермера.

Хортман сжал кулаки и спросил.

– И ты такое терпел?! Да я сбежал бы сразу оттуда!

Санди горько скривился.

– Ага! Как же, сбежал! Я был мал, окрестностей не знал. Но попытался… Уже через час меня догнали хозяйские собаки и стали рвать своими страшными клыками и мою одежду, и тело. А следом подъехали на мотороллерах и сынки фермера. Тогда я выжил. Но меня предупредили, что в следующий раз они собак не остановят.

Так прошло несколько недель. А потом фермер с очередного аукциона привез еще одного раба. Им оказался высокий изможденный мужчина с голубыми глазами и прядями грязных серых волос на голове. И одет он был в местами разорванный комбинезон. Хорошо помню этот комбинезон. На нем еще виднелась арабская цифра «семь» и два иероглифа – круг и буква «Э», разделенные точками.

Наргис и Валентин быстро переглянулись, а лицо Авраама Хортмана побледнело и застыло страшной маской. Вал вкрадчиво спросил.

– Санди, а мужчина какого примерно возраста был?

Санди, не обращая внимания на перемену в голосе Сонцева, задумался и немного неуверенно ответил.

– Я, Валентин, тогда несильно в этом разбирался, но, думаю, где-то примерно чуть старше твоего нынешнего возраста.

Хортман, оставаясь в напряженном состоянии, немного нервно спросил.

– Санди, а ты вблизи его видел? Он с тобой разговаривал?

Тот тепло улыбнулся.

– Так фермер его привел в качестве учителя языков для своих «детишек». Они поселили его со мной в сарае. Он ничего не помнил – ни своего прошлого, ни даже имени. Не знал он и откуда сам, и где его подобрали. Помнил лишь несколько десятков языков, и любимейшим из них у него был старогреческий. Вот, он меня ему и научил немного… Кстати, он иногда упоминал какое-то имя… женское имя. Вот! Хиония! Я вспомнил, по-гречески оно означает «Снежная».

Хортман побледнел и стиснул кулаки.

– Отец… Живой! Санди, а потом, потом где он делся?!

Все находившиеся в стратолете, и люди, и эримитисы, замерли. Происходило что-то невероятное. И Санди это тоже понял. Он не хотел причинять боль, но мог ответить только правдиво.

– Отец, говоришь… Авраам, мне жаль, но я косвенно виновен в его смерти. Он и я, мы привязались друг к другу за время рабства и решили сбежать. Ночью, когда все в доме спали, мы выбрались из сарая,