Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

ДЕ КУИНСИ, Де Квинси (De Quincey) ТОМАС (1785–1859), английский писатель, предшественник декаденства.

«Ни в одном человеке способности не раскроются до тех пор, пока он не научится жить в уединении.

Чем больше уединения, тем человек сильнее».

Де Куинси

«Большая семейная отягощенность: шесть сестер умерли в раннем возрасте, частично душевнобольные». (Barine, 1895, с. 311.)

[В 1801 году 16-летний Томас бежал из манчестерской школы.] «Вечный первый ученик, изгой, презираемый товарищами за способности и прилежание, застенчивость и неумение постоять за себя, крошечный рост и нежную, почти девичью красоту; он отправился странствовать… Де Квинси исходил пешком половину Британии, ночевал на дорогах, добрался до Лондона, где едва не умер от истощения и, наконец, вернулся домой, чтобы отправиться в Оксфордский университет, провести там несколько лет в изнурительных занятиях и снова бежать после блестяще сданного письменного экзамена и накануне устного, несомненный успех в котором должен был обеспечить его на всю жизнь». (Зорин, 1985, с. 130.)

«…Во время скитаний сошелся с проституткой (Анной), которую потом увековечил кающейся Магдалиной (в “The Daughter of Lebanon”), принял однажды опий от зубной боли (в 1804 г.), после чего пристрастился к этому яду, разрушившему его здоровье, сделавшего его неспособным к регулярной жизни и усидчивому труду, следствием чего была почти постоянная нужда. Ощущения и видения, вызванные опиумом, Де Кинси очень подробно описал в своей знаменитой “Исповеди опиумоеда” (1821 г.) Несмотря на свое пристрастие к опиуму, Де Кинси оставил после себя 14 томов, преимущественно статей по истории, литературе и философии, написанных блестящим стилем, и прожил 74 года». (Фриче, ЭС Гранат, т. 18, с. 165.)

«Страдая невралгией, мешавшей ему работать, он еще на университетской скамье стал принимать опиум, все увеличивая дозы, так что доходил до чудовищного количества 8000 капель в день. Женившись в 1816 г., он, по настоянию жены, сократил это количество до 1000 капель. В 1821 г. Деквин-си издал отдельной книжкой свою “ 11с поведь”, поразившую публику чудной красотой слога и необычайной силой в описании грез и галлюцинаций, порождаемых употреблением опиума. Впоследствии Деквинси искал в опиуме облегчение от страданий нравственные Отсюда необходимость прибегать к опиуму, чтобы забыться. Употребление опиума было причиной того, что все задуманные Деквинси большие труды остались недоконченными. Он не мог работать систематически. Умственной энергии хватало у него только на небольшие статьи… Вопреки предсказаниям медиков, осудивших Деквинси на преждевременную кончину, он умер на семидесятом году жизни». (ЭСБ Биографии, т. 4, с. 587.)

«…Он был первым писателем, сознательно изучавшим на личном опыте способ формирования грез и видений, — как опий помогает формировать Их и как их усиливает, как они затем перекомпонуются и используются в осознанном искусстве… Он научился своей бодрствующей писательской технике отчасти из наблюдений за тем, как ум работает в мечтах и грезах под влиянием опия… Он придумал форму “наркотической исповеди” — важнейшего жанра последующей литературы, навеянной наркотиками». (Маккенна, 1995, с. 261, 259.)

«Что может быть более нелепым, чем все разговоры о том, что, дескать, выпивка туманит голову? Напротив, голову туманит трезвость…» (Томас де Куинси)

«…Феерическая бестолковость писателя во всем, что касалось материальной стороны жизни, обрекала его на лишения». (Зорин, 1985, с. 133.)

Склонность Де Куинси к наркомании можно объяснить преморбидной структурой его личности, которая без сомнения была далека от нормы (в рамках психопатии). Наркотическая зависимость писателя от опиатов по современным меркам протекала на редкость доброкачественно. Этот факт подтверждают продолжительность его жизни — 74 года, отсутствие тяжелых соматических расстройств, вызванных наркоманией, и солидная творческая продуктивность. Наиболее приемлемое объяснение этому может быть только одно — Де Куинси использовал пероральный (через рот) прием наркотика, а не распространенный в наше время (после изобретения в 1864 г. шприца) внутривенный. Темообразующее (позитивное!) влияние наркомании на содержание его произведений оказалось весьма впечатляющим. После его «Исповеди» еще длительное время другие писатели предпринимали серьезные попытки использовать действие опиума на свое литературное творчество.

ДЕЛАКРУА (Delacroix) ФЕРДИНАНД ВИКТОР ЭЖЕН (1798–1863), французский живописец и график; глава французского романтизма.

«Сообщается о связи матери Делакруа — Виктории с Талейраном122 и его вероятном отцовстве. В последующем Талейран тайно содействовал карьере внебрачного сына». (Courthion, 1928, с. 212–214.)

«Делакруа… растил чужое семя как настоящий любящий отец… Эжен рос мальчиком нервным и восприимчивым и мало чем походил на толстокожих Делакруа… Замкнутый характер Эжена и подчеркнутое стремление соблюсти “комильфо” происходили еще и от материальных трудностей в семье… Мрачный и прямолинейный, сдержанный и горячий характер Делакруа завораживал современников… Долгое время он страдал от ощущения собственной неполноценности: приятели находили его некрасивым…» (Жюлли-ан, 1996, с. 12. 16, 22–23.)

«Желчный невротик. Частые приступы меланхолии». (Arreat, 1892, с. 251.)

«Очевидно, в своих картинах Делакруа изливал или изживал тревоги и страхи, терзавшие его душу, а, освободившись от ночных кошмаров, он был вполне респектабельным буржуа своего времени». (Безелянский, 1999, с. 80.)

«Живопись — неболтливое искусство, и в этом, по-моему, ее немалое достоинство». (Делакруа)

«Эжену Делакруа гашиш не внугйал ни суеверного страха, ни отвращения. Но он был осторожен и боялся стать наркоманом… Эжен Делакруа не пренебрегал искусственными средствами, которые, как он полагал, иногда стимулировали работу его и без того энергичного мозга. Он часто и пространно рассуждал на эту тему, утверждая, например, что если он написал страницу, а потом перечитал ее, выпив предварительно стакан вина, то находил тут же массу ошибок и всякого рода погрешностей, которые остались бы наверняка незамеченными, будь он трезв абсолютно. Однажды он нарисовал автопортрет, названный им “Делакруа в неистовстве”. Он был неистов, потому что был пьян. “Для того чтобы писать, не оставаясь холодным, — говорил он, — я должен извиваться, как змея в руке пифии”. Так что самая мысль о некоей искусственной стимуляции своего воображения не казалась ему ни опасной, ни пошлой». (Гастев, 1966,

с. 175.)