Сказка со счастливым началом - Галина Маркус

Всё произошло в тихий час. Окна в спальне выходили на улицу, голые деревья не загораживали обзор, поэтому Соня сразу увидела подъехавшие к воротам иномарки – огромную чёрную (похоже, Калюжные особо любили этот цвет) и другую, поменьше. Из первой вышел сам Антон Игоревич, из второй – двое охранников. Один остался стоять на улице, другой прошёл в здание вслед за шефом. Интересно, подумала Соня, почему приказ об увольнении нельзя было отдать по телефону? Раньше Калюжный действовал исключительно чужими руками. А может… Она даже выпрямилась от этого предположения – может, он решил поиздеваться над ней лично? Растереть в порошок и получить удовольствие?

Без сомнения, так оно и было. Но Соня не ощущала страха, только возбуждение, почти боевой азарт. Она не знала, что придаёт ей силы, но почувствовала вдруг собственное превосходство, словно она разведчик на фашистском допросе. Нет, господин Калюжный, не дождётесь вы просьб о пощаде!

Соня вышла из спальни – навстречу. Высокий гость не замедлил появиться в дверях – без охранника. Короткий знак рукой – и Мария Фёдоровна растворилась за дверью. Свёкор и невестка остались один на один.

Здороваться никто не стал. Они стояли и рассматривали друг друга: Калюжный – тёмным, недобрым взглядом, с характерным прищуром, Соня – открыто и вызывающе. Она не собиралась начинать первая.

– Ну, садись, что ли. Перетрём, – разбил тишину Калюжный, когда пауза совсем затянулась.

– Деревья умирают стоя, – отозвалась Соня.

Не услышав в её голосе ни страха, ни волнения, Калюжный нахмурился, брови у него приподнялись вверх. А она никак не могла понять, почему не боится. Даже мелкий чиновник в паспортном столе внушал ей куда больший ужас, а тут… Наверное, это объяснялось его чисто внешним сходством с Митей. Она видела в Антоне Калюжном черты своего мужа и поэтому не могла воспринимать его по-настоящему опасным.

Он ещё немного помолчал. Прошёл к окну, постоял, глядя куда-то вдаль, потом обернулся.

– Забавно как вышло, – усмехнулся он. – Сара Моисеевна, значит? Или… Софья Васильевна?

– Да какая же разница, – не отрывая от него глаз, ответила Соня. – Для вас.

– Ладно, хорош! – он рубанул рукой воздух, как начальник на совещании. – Шутки в сторону – поговорим откровенно. Времени у меня мало, так что слушай сюда, девочка…

У Сони даже скулы свело от ненависти.

– Спасибо, что снизошли, – перебила она. – У меня, вообще-то, рабочий день, так что говорите быстрее.

От такой наглости Калюжный просто обалдел.

– Да ты, я посмотрю, борзая? Я и так слишком долго тобой занимаюсь! Да ты… Кто ты есть? Ты…

Наверное, он собирался выдать один из своих мерзких эпитетов – из тех, что она слышала о себе на записи. Но почему-то не выдал.

– А вы-то меня как достали… – устало выдохнула Соня и опустилась на стул. – Ну чего вам ещё надо? Увольняете – так увольняйте.

Он подошёл и навис над своей жертвой, положив руку на спинку её стула, словно Жеглов, допрашивающий преступника. Но это так напомнило Соне сцену на даче, когда Митя приглашал её танцевать, что она чуть было не улыбнулась.

– Не спеши, – сказал Калюжный. – Сначала надо выслушать старших, а после борзеть. Я, может, не ссориться с тобой пришёл. А ты уже нахамила.

Соня недоуменно глядела на него снизу вверх.

– Наверное… – медленно произнесла она, не пытаясь отодвинуться и не опуская взгляда, – у меня были на то причины…

– У меня к тебе сейчас претензий нет, – неожиданно заявил гость. – Понимаю, мы тебе насолили. Но ты сама виновата – знала, куда полезла. Скажи спасибо, легко отделалась, – жёстко добавил он, наклонившись ещё ниже, почти к самому её лицу.

Соня ощутила на щеке его дыхание. Она не шевельнулась, не отстранилась. Калюжный, наконец, выпрямился, отпустил стул и сделал шаг назад, продолжая её рассматривать.

– Я Димку сейчас… понимаю. Что, удивилась? – усмехнулся он, заметив её реакцию. – Вот… увидел тебя лично – и… Но ты мне очень мешала. И сейчас – лучше на его пути не вставай. У сына моего – другая тропинка. У него всё устроено. И Наташка своё не отработала, мне нужен её фонд. Но главное – не это. Жена моя, Димкина мать – она самый дорогой для меня человек. Ради неё – задушу любого. Она тебя ненавидит и никогда не простит. На жидовку ты, конечно, не тянешь – это она зря, уж в этом я разбираюсь. Не знаю, какая ты там сектантка, а что старше… Я – мужик, я Димку понял. Она – никогда не поймёт. Запомни – от моего куска чужим не отломится, против моей воли. Брала бы, пока давали. На что рассчитывала?

Соня не отвечала.

– Но кое-что я могу для тебя сделать. Ты зря не взяла бабки – столько я тебе уже, конечно, не дам, да и не за что. Все свои неприятности ты сама заслужила. Но… – он просунул руку за пазуху и достал конверт. – Короче, на год хватит. Мой тебе совет – выходи скорей за своего гэбиста, он из кожи вон ради тебя лезет. А Димку забудь. И никому о нашем разговоре… а то… – угрожающе закончил он.

Потом вспомнил про конверт и протянул ей.

– Я не боюсь вас… давно не боюсь, – ответила Соня и вскочила, невольно пряча руки за спину. – Мне не нужны ваши деньги – тогда были не нужны, и сейчас тоже! Вам не понять этого, и мне вас жаль. Может, вы бы за деньги и отказались от своей жены… хоть так любите её горячо… я не знаю. А если нет – так чего же вы других-то за быдло считаете?

Калюжный побагровел, но сдержался. Руку с конвертом он опустил, и, прищурившись, уставился на Соню. Но её было уже не остановить.

– А сын ваш пусть живёт, как умеет, – продолжала она.

– Это вы научили его лгать и идти против сердца. Не волнуйтесь, я не буду ничего у него просить! И искать его – никогда. Я слишком себя уважаю. И знаете, чего я больше всего боюсь? Что он станет Калюжным номер два! А ещё… – Соня сделала вдох, – а ещё – я и правда жидовка, хоть и не похожа. Так что в снисходительности вашей я не нуждаюсь: ненавидите, так уж ненавидьте.

– Нарываешься? – голос у него ещё больше понизился.

– Со мной так не разговаривают… без последствий!

Опасность и угроза мерещились теперь во всём его облике, пластикой он напоминал хищника перед броском.

«Не спеши, – сказал Калюжный. – Сначала надо выслушать старших…»

– Какие ещё последствия? – Соня чуть не рассмеялась ему в лицо. – Ну, какие? Копеек моих лишите? Которые я днём и ночью отрабатываю с тряпкой? Или одной третьей квартиры, которую мне оставили? Ну, давайте, мне не привыкать. Или – пришлёте киллера? Присылайте, я не боюсь. Вы уже убили меня один раз. Меня уже нет, я – фантом. Только сын мой осиротеет вторично. Ну, ничего. Поступит в интернат. Вот прямо сюда, как ваш Дима. Ну, так вы придёте, окажете ему гуманитарную помощь… Вы же так любите детей!