Хозяйка розария - Шарлотта Линк

«Что же мне теперь делать?» — подумала Беатрис.

Она принялась вспоминать, что она знала о Франке.

Она принимала какие-то таблетки, потому что у нее были непонятные приступы страха. Она вечно сомневается в себе, страдает комплексом неполноценности и находится в плену своих невротических представлений. Правда, за последние недели самочувствие ее как будто немного стабилизировалось, но, естественно, нельзя исключить, что сегодня у нее случился рецидив. По телефону она, конечно, говорила вполне разумно, но, наверное, постороннему человеку трудно судить о ее истинном состоянии.

Жюльен встал, когда Беатрис подошла к столу, и положил коробку с сигарами в карман.

— Вот и ты, — сказал он. — Как ни жаль, но мне действительно пора идти. Все в порядке? Ты немного побледнела. Кто это хотел с тобой поговорить?

Беатрис ответила вопросом на вопрос.

— С кем ты должен встретиться?

— Ты не знаешь этих людей, — уклончиво ответил Жюльен. — Это мои друзья… Знаешь, я уже немного опаздываю, — он жестом указал на две фунтовые банкноты, которые он положил на стол и придавил пепельницей. — Ты мой гость.

Он обнял ее за плечи, наклонился и хотел поцеловать, но Беатрис отвернулась.

— Что случилось? — спросил Жюльен.

Беатрис ответила прямо и не колеблясь. Наверное, это был внезапный непроизвольный порыв. Но скорее ответ соответствовал жизненной позиции. Беатрис никогда не прибегала к околичностям и не искала обходных путей.

— Правда ли, что ты связан с людьми, которые крадут суда и переправляют их во Францию? — спросила она.

Он прищурил глаза и сжал губы.

— Кто тебе звонил?

Беатрис тряхнула головой.

— Это неважно. Я жду ответа на мой вопрос.

— О господи! — он схватился за голову. — О господи!

Жюльен буквально упал на стул. На какой-то момент у него сдали нервы. Выглядел он сейчас жалким и очень старым.

Беатрис уставилась на него во все глаза. Сама того не желая, она в мгновение ока сделала то, о чем просила ее Франка. Жюльен не мог уйти. Наверное, у него просто подогнулись колени. Беатрис настолько сильно его поразила, так ошарашила, что он на несколько минут потерял способность ясно мыслить.

Беатрис тотчас поняла, что Франка сказала чистую правду. Иначе реакция Жюльена была бы иной. Он был бы озадачен, ошеломлен. Может быть, он бы рассмеялся и спросил, что за чушь она несет… Но он бы не упал на стул и не побледнел бы так сильно. Сейчас он был воплощением признания вины.

— О господи! — прошептала и Беатрис.

День и город остались такими же, как были. Море продолжало разбивать солнечный свет на тысячи сверкающих осколков. В чудесном летнем воздухе ликующе кричали чайки. Вокруг болтали и смеялись люди. Замок Корнет по-прежнему возвышался над гаванью, снисходительно глядя на людскую суету.

Но для Беатрис все разительно изменилось. Мир стал мрачным, темным и угрожающим. Мир словно отгородился непроницаемой стеной от нее и от Жюльена. Они больше не принадлежали миру. Они остались одни.

В тот же миг растворились и канули в небытие все прошедшие годы. Жюльен уже не был седовласым мужчиной с изборожденным морщинами лицом, а она уже не была старухой, которой скоро стукнет семьдесят два. Перед ней снова был прежний, юный Жюльен с его темными блестящими глазами, с его смехом, его слезами, его негодованием. Она снова видела его на тесном чердаке, видела, как он с тоской смотрит в окно на квадрат синего неба и всем своим существом чувствовала его отчаяние. Его страх и его ярость. Она ощущала его тоску по украденным у него годам. Она снова стояла рядом с ним, юная девочка, страстно желавшая помочь ему, хотя и знала, что ничего не может для него сделать, не может освободить его, вернуть ему подаренную матерью жизнь.

Тогда она не смогла ему помочь, но сможет сейчас.

Действительность снова обрела краски. Стена исчезла. Снова появились чайки, солнце, люди. Она очнулась и знала, что делать.

Она потрясла Жюльена за плечо.

— Идем, скорее. С минуты на минуту здесь будет полиция. Франка и Алан каким-то образом выследили вашу банду, и Франка направляет сюда полицию. Мы должны исчезнуть!

Он смотрел на нее расширенными от удивления глазами. Она схватила его за руку и потащила за собой.

— Да идем же! Быстрее! У нас не так много времени!

Она выволокла его из кафе. На улице они остановились.

— Где твоя машина?

— Что?

— Твоя машина. Ты же говорил, что взял ее напрокат.

Он наконец обрел способность двигаться.

— Она стоит немного ниже, на этой улице. Я просто припарковал ее к обочине.

Они отыскали машину, сели в нее.

— Куда? — спросил Жюльен.

— Не знаю. Едем отсюда!

— Я уже двадцать лет занимаюсь этими делами, — сказал Жюльен. — Двадцать лет я преступник, если тебе угодно так меня называть. Поздновато, правда, начал.

— Зачем ты это делаешь?

Он пожал плечами.

— Из жажды приключений. Люблю пощекотать себе нервы. Кстати, мне пока еще нужны деньги, они меня возбуждают. Я не тот человек, который в шестьдесят — столько мне было тогда — тихо уходит на покой. Мне нужно было испытать что-нибудь новенькое. И я нашел, что искал. Правда, в не совсем подходящем месте.

Они сидели на берегу бухты Пти-Бо. Машину они оставили на дороге, а сами спустились вниз, в тень цветущих кустов и деревьев. Пляж был залит яркими лучами солнца. На берегу было многолюдно. Прилив достиг своей высшей точки, и полоска песка на пляже стала совсем узкой. Пара купающихся плескались в волнах прилива. У входа в бухту покачивалось парусное судно. Беатрис и Жюльен расположились немного в стороне, на удобном плоском камне, основание которого лениво лизали волны. Со стороны берега над ними высились скалы.

— Состав группы постоянно менялся, но я оставался при шефе единственной постоянной величиной, — рассказывал Жюльен. — Мы воровали яхты на островах, перекрашивали их и продавали во Франции. Я занимался перепродажей — находил клиентов и передавал деньги.

Беатрис слушала, прищурившись на солнце. Она испытывала чувство, близкое к тошноте.

— Никак не могу совместить все это с тобой, — сказала она, — с тем твоим образом, который я себе слепила.

— И что же это за образ?

— Ты — человек, которого я когда-то любила. Я вижу тебя взбалмошным, легкомысленным мужчиной, которому, в принципе, нет дела до других. Но в моей пьесе, в которой ты играешь, ты числишься в положительных героях. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, — ответил он, — понимаю. Наверное, тебе придется пересмотреть этот образ.

— Кажется, да.