Столетняя война - Жан Фавье

Армия буржского короля

По организации эта армия мало походила на армию Карла V и Карла VI. В ней было покончено с различиями в зависимости от социального происхождения бойцов — такое-то содержание оруженосцу, такое-то рыцарю, — как и в зависимости от военной специальности и вооружения. Арбалетчики вступили в общий строй. Это значит, что метательное оружие применялось уже в операциях на уровне компании, а не «баталии», иначе говоря, армейского корпуса. Больше не было стрелковых рот, а также капитанов или коннетаблей арбалетчиков. Единство командования — через век после катастрофы при Креси — предполагало превращение арбалета в стандартное оружие.

Такое упрощение воинской иерархии требует осторожного подхода при его интерпретации. Ясно, что делалось все меньше различий — а после 1438 г. их вообще перестанут делать — между рыцарем-баннеретом, простым рыцарем, оруженосцем-баннеретом и простым оруженосцем. Все были либо «латниками» (hommes d'arme), которым платят двенадцать ливров в месяц, либо «стрелками» (hommes de trait) за шесть ливров. Произошло ли это просто-напросто потому, что Карл VII уже почти не мог найти рыцарей для службы в своей армии? Или потому, что люди короля из-за отсутствия архивов, оставшихся в Париже, или опытных герольдов не могли точно выяснить, кто заслуживает оплаты рыцаря-баннерета или оплаты рыцаря, первая из которых — еще во времена Жанны д'Арк — была в четыре раза, а вторая в два выше оплаты простого оруженосца? Может быть, это различие утратило смысл, потому что те и другие уже имели сходное вооружение и одинаковую эффективность? А баннерет давно уже не водил под своим знаменем феодальный отряд?

Карл VII набирал наемников и платил им за службу, которой ожидал, а не за происхождение. Для него было не очень важно, посвящены они в рыцари или нет. Что касается доплаты за командование, ее давали капитану, ответственному за свою роту, — капитану, выбранному королем. Уже капитаны Карла V получали «счет» (état), добавлявшийся к общей сумме, которая была положена им для содержания воинов. В то время как подчиненные получали, в зависимости от подготовки и вооружения, от шести до шестидесяти ливров в месяц, Ангерран де Куси — как капитан, отмеченный королем, а не как один из знатных баронов королевства, — имел в 1377 г. ежемесячный «счет» в пятьсот ливров, к которому добавлялась пенсия, выплачиваемая ему казной, как и многим высокородным сеньорам, за верность и политические услуги.

То есть Карл VII только довел до крайнего предела эту иерархию оплаты: он теперь вознаграждал лишь за настоящую ответственность — ответственность капитана.

На деле, хотя о недостатках такого комплектования было прекрасно известно, армия Карла VII в значительной части состояла из наемников, прибывших извне, — шотландцев, ломбардцев, пьемонтцев, арагонцев, кастильцев. Было известно, что они, по крайней мере, не изменят, если только им не забыли заплатить. Ко внутренним распрям во Франции они оставались безразличны. Еще до 1420 г. дофин заручился службой Джона Стюарта и Уильяма Дугласа. В худший момент для Буржского королевства коннетаблем стал Стюарт; в армии «благородного дофина» было уже более шести тысяч шотландцев, в том числе четыре тысячи испытанных лучников, и за сменой в Шотландию направилось два испанских корабля.

Не станем полагать, что Карл VII презирал французское рыцарство. Он не находил в нем готовности служить. После двадцати лет гражданской войны знать устала, возможно, настроилась скептически и, бесспорно, проявляла осторожность. Сеньоры оставались дома и выжидали, куда подует ветер. Половина воинов, участвовавших в осаде Орлеана, явилась из-за моря или из-за гор. Там было десять шотландских капитанов, пять испанских и итальянец Теод де Вальперга, который закончит карьеру в королевской администрации в качестве бальи Макона и сенешаля Лиона.

Как бы ни возмущался поэт Ален Шартье таким безразличием природных защитников общего дела, это ничего не меняло. Они предпочитали «домашний уют». Правда, Карл VII делал все, чтобы отбить у своей знати желание проявлять военные доблести. Карьеру быстрей делали в передних Лоша или Шинона, чем на полях сражений, и король был не настолько энергичен, чтобы из-за выжидательной позиции можно было опасаться неприятностей. Двор жил в ирреальном мире, а Дюнуа, который предпочитал сражаться, считался чудаком.

Итак, кто очень хотел воевать, имел на это полное право, а король в этом отношении не был слишком требователен. Время испытаний для рыцарства еще не настало. Впрочем, свою выгоду в этом находили все: король, которому служили, вельможи, которые посылали своих людей биться друг с другом, солдаты, которые зарабатывали себе на жизнь. Бывшего клирика и бывшего возчика, менялу и овернского суконщика Пьера Бегона возвели в благородное сословие после того, как он сделал двух сыновей капитанами на службе короля. Что удивительного, если в том же году доверия воинов удалось добиться лотарингской крестьянке? Старые рамки треснули, и люди были готовы ко всему. Гораздо позже первых побед и освобождения Парижа коннетабль де Ришмон без колебаний навербует для осады Мо добрых два десятка рот «живодеров», иначе говоря, три-четыре тысячи наемников, не имеющих иного социального положения, кроме умения сражаться, причем сражаться охотно.

Исход войны неясен

Итак, эта странная армия Карла VII в 1423 г. вышла на Реймсскую дорогу. Действительно, с горем пополам набранные части, верные Карлу VII, бродили по сельской местности восточней Парижа и, в частности, создавали угрозу городу коронаций. Этот факт не мог оставлять равнодушным короля, которому незачем было дожидаться Жанны д'Арк, чтобы понять — миропомазание прибавит ему политического веса. Его банды, действия которых были плохо скоординированы, попытались соединиться. Их надежды развеялись 30 июля 1423 г. при Краване, близ Оксера. Парижане зажгли иллюминацию. На улицах плясали.

Среди воинов, топтавших сельскую местность в войсках Карла VII, был и некий Этьен де Виньоль. Его прозвище, Ла Гир, войдет в легенду и даже в карточные термины.

Через два месяца после Кравана, 26 сентября, наступление Саффолка на Мен остановили на ландах Ла-Гравеля голодные дворянчики графа д'Омаля. Англичане недооценили этих «арманьяков», в которых видели скорее разбойников, чем солдат регулярной армии. На самом деле знать Мена и Анжу твердо хранила верность Анжуйской династии, а значит, и Иоланде Арагонской как вдове Людовика II Анжуйского. Многие воины, уже не обитавшие в своих полуразвалившихся замках, были готовы биться бесплатно только ради удовольствия наносить удары и ради единственной, но реальной выгоды — выкупов и грабежа. Сжечь ферму им мало что могло помешать. Насильно обесчестить девушку представлялось им развлечением. Но они не могли не ответить ударом на удар, и главная заповедь их катехизиса гласила: бей первым. Они бы ни за что на свете не присоединились ко двору Карла VII в Шиноне. Но сражаться за него в своих краях казалось им делом достойным.

Уж лучше наше ремесло, чем околачиваться при дворе да смотреть, у кого красивей острые носки башмаков, толще валики на одежде или более облезлая шапка по нынешней моде.

Так в своем романе «Юнец» один старый солдат[97]выражал этику этих бедных, но смелых оруженосцев, предпочитающих интригам удалые вылазки. Недооценив их способность к ответным действиям, Саффолк был разгромлен. К несчастью для Карла VII, эти «железные мечи» не составляли постоянной армии.