Золото бунта, или Вниз по реке теснин - Алексей Иванов

Чусовая неслась в еловых берегах чистая и неопасная. Она была волнистой, блещущей, то рыжей на просвет, то зеленой в тени лесных отражений. Как журавли, курлыкали в струях валуны по приплескам. Небо подмигивало, словно встряхивало гривой. Река после бойцов стала веселой и лихой, как погоня за разбежавшимися врагами, чье войско только что сокрушили вдребезги. Бурлаки отдыхали. Барка катилась сама, точно санки с горы.

«А чего я хочу? — спрашивал себя Осташа. — Ведь вот оно — счастье!» Он сплавщик. Никто уже этого не оспорит. Уже летом по всей Чусовой станут рассказывать, как молодой Переход на барке с десятком бурлаков отпихнул самого Колывана Бугрина и прошел Разбойник. И караванные начальники, и пристанские приказчики, и купцы осенью с оказиями начнут подсылать к Осташе человечков: как, Остафий Петрович, на будущую весну подрядитесь к нам, а? Вот и все. Так будет. И он пройдет второй раз, третий, десятый. И уважением к нему отмоется батино имя. Никто и не вспомнит Колыванова поклепа. У отца-вора такого сына быть не может. А царева казна — да пусть она себе лежит под землей, ждет хозяина. Колыван же все равно рухнет: или сгибнет, как про то Конон говорил, или перепреет злобой так, что никто к нему не подойдет. Чупрю власти изловят: Чупря прятаться перестал, значит, скоро попадется. Бойтэ — пес с ней. Осташа ведь сам отказался от нее. Пусть черти забирают ее из-под Кликуна. А он найдет себе другую девку: добрую, с титьками и жопой, и чтоб на рожу была покраше, и родни поменьше. Все хорошо. Страшное позади. Чего надо? Чем он недоволен? Почему все сердце в непросыхающей крови?..

Глухой рокот пополз из-за поворота. Это бурлил Отмётыш. Он тоже был бы царь-бойцом, если бы встал чуть поближе к Разбойнику и Молокову. А так — опоздал. Барка заходила в пологую излучину. Отмётыш двумя гребнями сползал с вершины правобережной горы, взрывал Чусовую. Он словно бы пер вверх по течению что было сил, ломился на подмогу Царь-бойцам, подымая могучие буруны. Но Отмётыш и был отметышем — слишком далеко судьба отметнула его от собратьев.

— Не трожь потесей! — крикнул Осташа своим подгубщикам, поворачиваясь спиной к левому берегу. — И так не заденем. Пробежим, побалуем…

Чусовая словно в оторопи замедляла ход. На самом деле это боец давал реке обратный подпор. На таком подпоре и гибли барки, которые без тяги стрежня вдруг начинали рыскать и врезались мордами в скалу. Но Осташа видел: его набега хватит пройти мимо бойца.

Отмётыш приближался, бессмысленно-грозный и уже не страшный. Он казался даже нелепым, как глухой мертвец, который прослушал пение петуха и все еще торчит на перекрестке, желая пугать народ, хотя заря уже брезжит по окоему. Два каменных долота Отмётыша далеко выдвинулись в Чусовую, срезая кудрявую стружку волны. Барка шла совсем рядом, ее заколыхало на отбое, обмахнуло водяной пылью. Отмётыш быстро отворачивался, словно не хотел видеть, что он никого не устрашил. И Осташа, и бурлаки глядели назад, на затылок обиженного бойца. И тут барка словно врылась носом в воду, и вокруг победно зашипела пена.

Нет, даже напоследок не стоило баловать с бойцами! От загривка Отмётыша начиналась такая же обратная струя, как на Молокове. Она подхватывала судно и била его о лопатки скалы. Осташа едва не вцепился себе в волосы. Его барка попалась в сети Отмётыша. Она замедлила бег, потом остановилась, а потом неохотно подалась вправо и вбок. Даже деревья на берегу удивленно зашумели. А Отмётыш ласково и мстительно потянул барку назад, и барка потихоньку двинулась кормой на скалу.

Бурлаки заругались, схватились за потеси.

— Никешка влево, Корнила вправо! — закричал Осташа.

Барка шла по мутному, бурому, мусорному улову за спиной Отмётыша. Осташа почувствовал, как старый подлый бес, сидящий в глубине скалы, злорадно скалится, глядя на Осташу сквозь мертвую толщу камня. Он разворачивается задом и наматывает на локоть веревку с петлей, которой он заарканил барку.

Бурлаки успели загрести только пару раз.

— Никешка, бросай потесь! — злобно крикнул Осташа. Никешкины бурлаки отскочили от весла. Лопасть ткнулась в скалу. Барка продолжала напирать дальше. Потесь вставала дыбом. Только молодой Тараска, не сообразив, крепче вцепился в кочетки, и его словно чудом вознесло в воздух и уронило с саженной высоты обратно на палубу. Барка рамой «сопляков» въехала в камень. Ломаясь и лопаясь, затрещали брусья, разлетелась щепа. Удар был не сильный — всех только качнуло. Барка вжалась пыжом в камень и на мгновение замерла. «Спасибо, дядя Кафтаныч, за добрую работу!» — успел подумать Осташа.

Отдачей от удара барка пошла назад и вправо; вдоль правого борта радостно зажурчала коварная отбойная струя. Барка попала в кольцо водоворота. Сейчас все повторится.

— Не греби! Просто стой! — крикнул Осташа Корниле.

Барка, как баран, тупо отступила, остановилась, съехала к берегу и опять пошла на скалу. Стукнула в нее кормовым пыжом и снова откатилась, подхваченная оборотной струей. Бурлаки стояли, держась за огнива, и мрачно глядели на каменный обрыв. Такое неторопливое кружение с вязкими, несильными, но увесистыми ударами могло продолжаться долго — до тех пор, пока не расшатается корма. А потом сквозь щели вода хлынет в барку. Так и тонули невезучие суда под загривком Отмётыша.

Из-за скалы показалась барка Колывана. Она взяла куда ближе к левому берегу, а потому оборотная струя ей не грозила. Колыван победно пробегал мимо, а с его барки свистели, улюлюкали, смеялись над Осташиной незадачей.

— Корнила, тащи на корму снасть с кошкой! — крикнул Осташа.

Кажется, он придумал, чего надо сделать, чтобы вырваться из цепкой круговерти.

— Дементий, Касьян, скидывайте снасть с огнива всю до перевязки! Мужики, следите, чтоб она не перепуталась! Топор готовьте!..

Корнила с разлапистым четверным якорем-кошкой в руках пробежал по скату палатки, остановился внизу, возле скамейки.

— Чего замыслил? — спросил он.

— Сейчас как торкнемся снова — закинь кошку вон туда, в расщелину! — нагибаясь к нему и тыча пальцем, пояснил Осташа. — Засади намертво!..

Корнила кивнул и побежал на корму, волоча хвост толстой просмоленной снасти.

— Место, православные! — крикнул он, расталкивая Никешкиных подручных и забираясь на обломки «сопляков».

Широким движением он ловко стравил легость, повисшую из его кулака петлями. Скала приближалась. Корнила развернулся плечами, изготовившись кидать якорь.

Барка вновь ударилась пыжом в камень. Под палубой звякнуло. Осташа переступил с ноги на ногу, бурлаки дружно поклонились. Корнила качнулся вперед и вслед за движением тела махнул рукой, посылая якорь за выступ скалы.

Кошка перелетела выступ и упала где-то на другой стороне утеса. Корнила тотчас потянул за легость, проверяя.

— Села! — крикнул он, оглянувшись.

— Дементий, топор бери! — тотчас приказал Осташа.

Барка отходила от скалы и опять окуналась в оборотную струю. Снасть на палатке, на палубе зашевелилась, поползла и вдруг прыгнула вверх, натянувшись струной. Барка качнулась. Теперь она за носовое огниво была привязана к скале и дальше назад отойти не могла. Но струя тащила ее и разворачивала свободную корму.