Падение Стоуна - Йен Пирс

— И нахожу ее очаровательной.

— Да, она такова. Она такова. Ну, я принимаю упрек. Несомненно, вы знаете ее лучше, чем я, всего лишь итальянец.

Меня этот разговор несколько встревожил. Теперь я привык, что капиталистов вроде меня не терпят за их безжалостную целеустремленность, их беспощадность в эксплуатации других. Может, мы и таковы, но должен сказать, что я ни разу не сталкивался с капиталистом и вполовину столь безжалостным, как любой из этих врачевателей рассудка. Если им когда-нибудь разрешат воплотить их идеи на практике, они будут страхолюдны. Убеждение, будто их метод делает их непогрешимыми, будто их заключения всегда верны, толкает их претендовать на поразительную власть над другими. Капиталист хочет денег своих заказчиков, рук своих рабочих. Психиатры хотят их души.

К счастью, Мараньони устал от этой темы, как и я, и из вежливости начал расспрашивать меня о моем путешествии.

— Вы уже познакомились с некоторыми людьми здесь, мне кажется. Вас мне упомянул мистер Лонгмен.

— Кое с кем, — ответил я. — И я как раз перебираюсь пожить в палаццо маркизы д’Арпаньо.

— Ого! — сказал он с улыбкой. — Значит, вы человек особенный. Она очень разборчива. Что вы сказали или сделали, чтобы понравиться ей?

— По-видимому, причина в моей ауре. Или в толщине моего бумажника.

Мараньони засмеялся.

— А, да! Я и забыл. Маркиза же провидица.

Я уставился на него.

— Нет, правда. Духи буквально становятся в очередь, чтобы побеседовать с ней. Ее гостиная должна временами превращаться в бедлам. Она обладает даром. Глазом. Это нечто спиритуалистическое и означает, что она… абсолютно помешана.

— Еще одна? Вы меня пугаете.

— О, она достаточно безобидна. На удивление. Естественно, я учуял клиентку, когда впервые встретился с ней. Но меня ждало разочарование. Вы увидите, что, за исключением некоторых категоричных высказываний, она совершенно нормальна.

— И это означает…

— Совершенно четко, что она сумасшедшая. Только вопрос времени, прежде чем безумие вырвется наружу и станет более очевидным. Пока же она совершенно нормальна в поведении. Не считая духов, конечно. Вас, полагаю, на каком-нибудь этапе пригласят участвовать в сеансе. Как всех. Но у вас не будет никакого предлога, чтобы не участвовать. Так что вам придется пойти. Вы верите в духов? В привидения? Ауры? В существа, которые стучат по ночам или под столом?

— Да нет, — сказал я.

— Жаль. Но она ничего против иметь не будет. Если вы выражаете сомнения, она только улыбается вам сочувственной улыбкой. Слепые глупцы, которые не верят очевидному, даже когда оно у них перед глазами. Это ваша потеря, а не ее, если вы отгораживаетесь от всех астральных наслаждений и высшей мудрости, которую они даруют.

— Немножко смахивает на психиатров, — сказал я с некоторым облегчением.

— Абсолютно на психиатров, — сказал он благодушно. — Более того, маркиза говорит не так, как некоторые шарлатаны. Это и делает ее такой завлекательной. Ее сумасшествие абсолютно логично и разумно. Настолько, что она очень убедительна. Например, миссис Корт как будто попала под ее чары. Слово «чары» я употребляю метафорически, вы понимаете.

— Вы считаете всех женщин сумасшедшими? Но вы же должны знать и не таких?

Мараньони взвесил вопрос, затем покачал головой.

— Учитывая всё, нет. Все женщины помешаны на том или ином уровне. Вопрос лишь в том, когда (или если) помешательство даст о себе знать.

— То есть если я встречу женщину абсолютно нормальную и уравновешенную…

— Значит, она всего лишь не проявила симптомы сумасшествия. Чем дольше она останется в состоянии видимой нормальности, тем более буйно скрытое безумие. У меня ими набиты палаты. Некоторые женщины, очевидно, прячут симптомы всю свою жизнь. И сумасшествие так и не выходит наружу. Но оно всегда латентно.

— Значит, здравый рассудок — признак помешательства? То есть у женщин, я имею в виду.

— Боюсь, что так, увы. Однако я не догматик в этом вопросе в отличие от некоторых моих коллег… Скажите мне, — потребовал он, внезапно сменив тему, — деньги все еще ваше главное занятие в жизни?

— Почему вы так говорите?

Он пожал плечами.

— С самого начала было очевидно, что вы не намерены быть одним из бедняков в этом мире, — ответил он с улыбкой. — Вы всегда настороже. Если бы я сказал «рассчитываете», вы приняли бы это за оскорбление, которого я вовсе не подразумевал. А потому давайте скажем: слишком чутки и слишком умны.

— Да. Давайте скажем так. У меня действительно есть некоторые финансовые интересы.

— Которыми здесь вы не заняты?

— Нет.

— Так-так. — Он снова улыбнулся, что меня уязвляло. Есть что-то крайне раздражающее в людях, чьи высказывания претендуют на всезнание, кто притворяется, будто способен читать чужие мысли. — Я никогда не видел вас как человека, ищущего праздников.

— Значит, пора поглядеть снова. Хотя в целом вы правы. Моя бездеятельность меня, правда, чуть угнетает.

— Однако вы остаетесь здесь.

Я кивнул.

— Возможно, в Венеции есть и другие занятия, кроме как глазеть на здания.

— Например?

Я пожал плечами. Я начинал находить его невыносимым.

— Строить их.

— Вижу, вы не склонны что-нибудь добавить, — сказал он после нескольких секунд вглядывания в мое лицо. — Вы предоставляете мне самому разобраться.

— Вот именно.

— Очень хорошо. Дайте мне неделю и несколько трапез вместе, и мы посмотрим. Если я угадаю вашу цель, вы угостите меня обедом. Если потерплю неудачу, угощаю я.

— Договорились, — сказал я с легкой улыбкой. — Теперь, если вы меня извините, мне надо упаковаться. Маркиза ожидает меня к шести.

— Охотно. Мне тоже пора. У меня новый пациент, которого доставили утром.

— Интересный?

Он вздохнул.

— Нисколько.

Пока я не съязвил Мараньони про строительство, я серьезно не задумывался о смутных идеях, мелькавших у меня в голове. И только из-за этого случайного разговора они превратились в конкретную цель, в маленький проект, который мог обеспечить мне занятие и покончить с бессмысленными блужданиями, которые начали меня тревожить.

Для начала требовалось найти подходящий участок. Предпочтительнее было бы купить землю в центре города и снести все строения там, расчистив место под современное и надежное здание. Однако я быстро выяснил, что подобный план вряд ли можно осуществить. Для любых работ такого характера требовалось разрешение совета, а местное правительство инстинктивно противилось всему, что отдавало современностью. Получить разрешение снести полдюжины дворцов на Большом Канале (каким великолепным ни сулил стать результат) вряд ли удалось бы, и в любом случае изначальная цена покупки была непомерной.