Крошка Доррит. Книга первая - «Бедность» - Чарльз Диккенс

— И для затуманивания мозгов тоже, — смеясь,добавил Гоуэн, — не будем забывать о затуманивают мозгов. Хотелось бы несплоховать и в этой части; но боюсь, как бы меня не подвела мояразочарованность. Вдруг у меня пороху не хватит взяться за дело как следует. Явсе-таки, между нами говоря, изрядно зол, и это может помешать.

— Чему помешать? — спросил Кленнэм.

— Помешать мне разыгрывать комедию, которую доменя разыгрывали другие. Повторять обветшалые слова о вдохновенном труде, обупорстве, настойчивости, терпении, делать вид, что ты влюблен в свое искусство,не щадишь для него времени и сил, жертвуешь ему усладами жизни и так далее итому подобное — словом, продолжать игру с соблюдением всех правил.

— Но разве не должен человек уважать своепризвание, в чем бы оно ни состояло; разве не его святая обязанностьподдерживать честь своей профессии, добиваться, чтобы и другие уважали ее также? — возразил Артур. — А ваша профессия, Гоуэн, в самом деле требует и труда ислужения. Признаюсь, мне казалось, что Искусство всегда этого требует.

— Что вы за удивительная личность, Кленнэм! —воскликнул Гоуэн и даже остановился, чтобы окинуть его восхищенным взглядом. —Что за светлая личность! Сразу видно, что вам не знакомы никакие разочарования!

Было бы чрезмерной жестокостью сказать этонамеренно, и потому Кленнэм поспешил уверить себя, что это было сказано безвсякой задней мысли. Гоуэн между тем положил ему руку на плечо и продолжал, также беспечно и весело.

— Кленнэм, мне грустно разрушать вашипрекрасные иллюзии — право, я не пожалел бы никаких денег (если бы у меня онибыли) за способность смотреть на мир сквозь этакие розовые очки. Но поймите,если я пишу картину, я делаю это для того, чтоб ее продать. И все картиныпишутся только для этого. Если б мы не рассчитывали продавать их, и притом какможно дороже, мы бы их не писали. Это работа, и как всякая работа, она требуетнекоторых усилий; но не так уж они велики. Все же остальное — для отвода глаз.Вот одна из выгод или невыгод общения с человеком разочарованным. Вам говорятправду.

Правдой или неправдой было то, что говорилГоуэн, но его слова проникли в самую душу Кленнэма и дали пишу для новыхбеспокойных размышлений. Неужели же, думал он, Генри Гоуэн навсегда останетсядля него источником беспокойства, неужели он ничего не выиграл от того, чтосумел покончить с ничьими тревогами, сомнениями и противоречиями? Внутренняяборьба в нем продолжалась; он помнил свое обещание представить мистеру Миглзу егобудущего зятя с самой лучшей стороны, а в то же время Гоуэн, как нарочно,раскрывался перед ним во все более неприглядном свете. И сколько он ни твердилсебе, что отнюдь не стремился к подобным открытиям и всей душой был бы рад ихизбегнуть, его невольно мучило опасение, не пристрастен ли он в дурную сторону,не приписывает ли молодому человеку недостатки, которых у него нет на самомделе. Ибо то, что он старался забыть, жило в его памяти, и он хорошо знал, чтос первой минуты почувствовал неприязнь к Гоуэну лишь из-за того, что угадал внем соперника.

Измученный всеми этими мыслями, он уже хотел,чтобы поскорей миновал день свадьбы и новобрачные уехали, а он, оставшись одинс мистером и миссис Миглз, мог бы приступить к исполнению деликатной миссии,которую на себя взял. Надо сказать, что последняя неделя для всех в доме былатягостной. Перед дочерью и Гоуэном мистер Миглз всегда сохранял сияющуюфизиономию; но не раз Кленнэм, заставая его одного, видел, как он сидит,устремив печальный взгляд на весы и лопаточку, или смотрит издали на гуляющих всаду жениха с невестой, и на лице его лежит та самая тень, которая всегдаомрачала это лицо в присутствии Гоуэна. Во время приготовлений к торжественномудню пришлось перетряхнуть немало вещей, вывезенных родителями и дочерью изразных путешествий, и даже Бэби не могла удержаться от слез при виде этих немыхсвидетелей той поры, когда им было так хорошо втроем. Миссис Миглз, самаяжизнерадостная и самая хлопотливая из матерей, сновала туда-сюда по дому,весело напевая и подбодряя всех вокруг; но и она, добрейшая душа, подчасукрывалась где-нибудь в кладовой, чтобы там наплакаться досыта, а потомуверяла, что глаза у нее покраснели от маринованного луку, и принималась петьеще веселее прежнего. Миссис Тикит, не обнаружив в Домашнем лечебнике Буханарецепта на случай душевных ран, бередила эти раны воспоминаниями о детскихгодах Бэби. Когда ей становилось невмоготу от этого занятия, она посылаланаверх сказать «деточке», что, будучи не в туалете, не может выйти в гостиную ипросит ее спуститься на кухню; и тут, мешая слезы с поздравлениями средиплошек, скалок и обрезков теста, принималась целовать и миловать свою «деточку»со всей нежностью старой преданной служанки — а это нежность немалая!

Но все приходит в свой черед. Пришел и деньсвадьбы, а с ним пожаловали все Полипы, приглашенные на торжество.

Был там мистер Тит Полип из МинистерстваВолокиты; он явился прямо с Мьюз-стрит, Гровенор-сквер, где была егорезиденция, в сопровождении дорогостоящей миссис Тит Полип, nee[72] Чваннинг,из-за которой срок от жалованья до жалованья казался ему столь затянутым, итрех не менее дорогостоящих мисс Полип, наделенных таким множеством талантов исовершенств, что, казалось бы, их должны с руками отрывать у родителей, но постранной случайности родительские руки до сих пор оставались целы, и все тридевицы прочно сидели в домашнем гнезде. Был тут и Полип-младший, также изМинистерства Волокиты, для такого случая временно отложивший попечение осудовых сборах (справедливость требует признать, что судовые сборы от этого непострадали). Был и обходительный молодой Полип из того же Министерства,принадлежавший к менее чопорной ветви рода; он относился к брачной церемониилегко и весело, точно видел в ней один из церковных вариантов великогопринципа: не делать того, что нужно. Были еще три молодых Полипа из трех другихведомств, личности весьма пресные, которым явно недоставало приправы; они«отбывали» свадьбу, как отбывали бы путешествие к берегам Нила, красоты Рима,древности Иерусалима или концерт модного певца.