Майя - Ричард Адамс

«Тут кто хочешь расплачется», – подумал торговец. Екжа медленно ползла по рыночной площади. Вокруг толпились люди – носильщики, рабы, зеваки, нищие, попрошайки, уличные торговцы, прохожие и чужеземцы в ортельгийских, белишбанских и йельдашейских нарядах. Со всех сторон неслись восхищенные восклицания.

– Да благословят тебя боги, деточка! – выкрикнула коренастая рыночная торговка и приветственно замахала широкой натруженной ладонью.

Красавица ласково махнула ей в ответ и наклонилась к бекланскому тризату, который благоговейным жестом предлагал ей свой меч.

– Да здравствует Серрелинда! – закричали откуда-то с крыши.

– Серрелинда! Хвала Серрелинде! – раздалось со всех сторон.

Повозка замерла посреди толпы, как лодка, выброшенная волной на отмель.

– Проходите! Осторожнее! – с привычными улыбками просили солдаты в упряжке, утирая вспотевшие лбы. – Да пропустите же! Дайте дорогу нашей сайет! Нам ее домой надо доставить в целости и сохранности!

– Я ей свой дом отдам! – выкрикнул парень в кожаном фартуке, взмахнув ножкой стула, – похоже, подмастерье, выскочивший из плотницкой мастерской.

– И я тоже! – завопил рыжеволосый юноша, судя по ливрейной одежде – из прислуги Дераккона.

Под шквалом восторженных напутствий красавица улыбнулась, беспомощно развела руками и безмолвно покачала головой, умоляя людей расступиться. Только сейчас Сельпиррен заметил, что одета она в короткое платье белого шелка, присобранное на талии золотым поясом. У выреза было приколото единственное украшение – золотая брошь в форме леопарда с кувшинкой в лапах. Когда девушка ухватилась за поручень и, привстав, обратилась к солдатам-носильщикам, Сельпиррен заметил у самого ее колена длинный багровый шрам. Похоже, она и не пыталась его скрыть – так боец гордится следами ран, полученных в сражении с врагом. Сельпиррен смотрел на нее с тем же благоговением, с каким взирал на священные представления Флелы, и если бы мог подыскать слова, то заявил бы, что человечество, должно быть, не окончательно погрязло в пороках и беззаконии, если способно породить таких, как эта девушка.

Восторг и восхищение, охватившие Сельпиррена, требовали немедленного выхода. Соскочив с постамента, он стремглав перебежал через рыночную площадь на улицу Оружейников, ведущую к Павлиньим воротам, где у подножья холма сидела старая торговка цветами, окруженная кадками со своим товаром – пятнистыми лилиями на высоких стеблях, пышными розами и алыми плетями трепсиса, благоуханной планеллой, нежными гедоннами и роскошными желтыми, синими и белыми ирисами.

– Мне вот этих! И этих! И еще вон тех! – нетерпеливо вскричал Сельпиррен, вытаскивая цветы из кадок. – Скорее!

Екжа неуклонно катилась по рыночной площади к выходу.

– Погодите-ка! – растерянно промолвила старуха. – Я считать не успеваю – за лилии двадцать мельдов, за розы – пятнадцать, а планелла, значит, будет по…

Сельпиррен выхватил из-за пояса кошель с деньгами, сунул пять двадцатимельдовых монет в скрюченную ладонь старухи, сгреб мокрые благоуханные цветы в охапку и обернулся. Носильщики как раз подвезли екжу к подножью холма. Торговец ринулся вперед, схватился за оглоблю и взглянул красавице в лицо. Мир вокруг исчез, остался только Сельпиррен – и она.

– Сайет, окажите мне великую честь, – запинаясь, начал он, протягивая ей цветы. – Я знаю, их прелесть меркнет рядом с вашей красотой, но умоляю, примите их в дар. Я до конца жизни вас не забуду… – Он осекся и замер в нерешительности.

Синие глаза удивленно распахнулись, ресницы испуганно вздрогнули, а потом девушка с благодарной улыбкой приняла цветы у него из рук. Капли воды блестели на золотистой коже, платье промокло насквозь, но красавица словно бы этого не замечала. Она на миг отвернулась, положила огромный букет на сиденье, склонилась к Сельпиррену и, взяв его лицо в ладони, поцеловала в губы.

– Я вас тоже не забуду, – промолвила она.

Колесо екжи прокатилось по его ноге. К счастью, повозка была легкой, но торговец коротко вскрикнул – не столько от боли, сколько от неожиданности. Девушка повернула голову и приветливо помахала ему.

Сельпиррен больше никогда не встречался с Серрелиндой, но слово сдержал – он помнил о ней всю свою жизнь. Конечно же, Н’Кесит получил не самый роскошный подарок, но ведь сам знак внимания куда дороже. Вот на следующий год, может быть…

Солдаты-носильщики всегда отказывались брать с нее плату, но Майя чуть ли не насильно вручала им деньги – для нее, хозяйки роскошного особняка на северном берегу озера Крюк, теперь это было пустяковой суммой. Бекланский гарнизон предоставлял носильщиков всякий раз, когда Майя выходила в нижний город, – обычный возчик или слуга-невольник не смогли бы уберечь ее от неумеренных восторгов горожан. Впрочем, за Павлиньи ворота Майя выезжала редко – ее пугали бурные проявления народной любви. С почитателями она держала себя приветливо и кротко, как от нее и ожидалось, но возвращалась домой неимоверно усталой и с каким-то головокружительным чувством, будто ей, чудесным образом вознесенной на недосягаемую вершину, никогда уже не вернуться в родной и знакомый мир.

Почти месяц после переправы через Вальдерру Майя была прикована к постели – давали себя знать потеря крови и крайнее истощение сил – и даже не подозревала, что весть о ее подвиге разнеслась по всему войску и по всей империи. Рана в бедре болела так, что Майя боялась шевельнуться – малейшее движение причиняло мучительные страдания. Она цеплялась за жизнь лишь потому, что помнила слова Сендекара: кровопролитие удалось предотвратить, тонильданские караулы спасены. Командир тонильданского отряда, суровый воин, на цыпочках приблизился к постели Майи и бессвязно забормотал слова благодарности. Майя слушала его в забытьи, почти не понимая, что ей говорят. Глубокую рану на бедре скрепили скобами, которые Майя постоянно пыталась отодрать.

Как только ей стало легче, ее увезли из гарнизона в Раллуре и тайно, под покровом ночи доставили в Беклу. Генералу объяснили, что Майя еще слишком слаба и не выдержит торжественного приема, который непременно устроят ей жители столицы; вдобавок Сендекар, потомственный йельдашейский военный, не связанный тесными узами с режимом Леопардов, прекрасно понимал, что в верхнем городе у Майи есть враги.

Путь из Раллура занял пять дней. Прибыв в Беклу, Майя с радостным изумлением узнала, что жить она будет в роскошном особняке, а прислуживать ей будут Огма и старый Джарвиль, бывший привратник Сенчо. Хромоножка Огма, которая со страхом ожидала, что ее продадут на невольничьем рынке, тоже обрадовалась неожиданному повороту судьбы (на самом деле все это устроил Эльвер-ка-Виррион) и так заботливо ухаживала за своей новой хозяйкой, что Майя быстро пошла на поправку.

Как ни странно, Неннонира и Сессендриса, сайет Кембри, нисколько не завидовали неожиданному успеху Майи и по-прежнему относились к ней с искренним теплом и участием. В бытность невольницей верховного советника Майя считала (как, например, на пиршестве у Саргета), что Неннонира выказывает ей расположение лишь для того, чтобы завоевать внимание Леопардов, привечая их любимицу. То же самое она думала о Сессендрисе в день пиршества у Эльвер-ка-Вирриона, когда впервые повстречалась с Байуб-Оталем. Однако же события, произошедшие по возвращении Майи в Беклу, показали, что она была неправа – возможно, из-за излишней недоверчивости и подозрительности Оккулы.