Стрижи - Фернандо Арамбуру
Шрифт:
Интервал:
– Ты их чесал?
– Да они зудят хрен знает как. – Он смотрит на меня с замиранием сердца, как до смерти перепуганные пациенты обычно смотрят на своего врача. – Кажется, я подцепил СПИД и скоро откину копыта.
Я его успокаиваю:
– Это псориаз. Я запишу тебя к дерматологу. И когда он станет с тобой разговаривать, не говори «елдак», скажи «член» или «пенис». Так будет поприличнее. Понял?
Я разговариваю с ним уверенным профессорским тоном – чтобы успокоить. Бедняга совсем потерял голову. Лучше начать объяснение с самого плохого: псориаз не лечится, но соответственные препараты и диета все-таки могут принести облегчение. Он не заразен. Эту болезнь Никита унаследовал по материнской линии. По моей, насколько мне известно, таких случаев не наблюдалось. И у моего громадного сына, моего накачанного сына, у моего сына, которому было бы не лишним поскорее принять душ, на глазах выступают слезы. И что ему теперь – держать свой хрен на солнце?
– «Пенис», лучше называть его «пенис».
Никита посылает поток ругательств в адрес деда Исидро, обвиняя того в своем несчастье. Но потом неожиданно подходит ко мне и обнимает мощными ручищами. Я уже давно не видел его таким несчастным, таким ребенком. Он говорит, что эти пятна все к черту испортили, теперь ни одна девчонка не захочет с ним трахаться.
30.
В пору нашего брака – а скорее всего, это продолжается и до сего дня – Амалия больше всего боялась, что у нее тоже появятся признаки псориаза, как у отца, который с юных лет был вынужден носить одежду с длинными рукавами. Было время, когда она мечтала попасть на телевидение. Помню, она каждый день стояла голой перед зеркалом и осматривала свое тело – сзади, спереди и с боков, поскольку умирала от страха, что какие-нибудь кожные высыпания разрушат ее карьеру. В итоге от мечты о телевидении пришлось отказаться, но совсем по другим причинам, а вовсе не из-за наследственной болезни, мысли о которой терзали ее ночами.
Случались периоды, когда у Амалии появлялись чешуйки плоского эпителия на коже головы, над ушами, но под волосами этого видно не было. Она пользовалась специальными лечебными шампунями, дорогими и не всегда хорошо пахнувшими. Обонятельные клетки в моей памяти сохранили запах одного из них, черного, с дегтем, и я бы определил его как антипод духов. Амалия приписывала окраске волос в парикмахерской появление этих чешуек, которые, кажется, вызывали еще и зуд, но она называла их обычной перхотью, хотя в душе понимала, что речь шла о болезни, унаследованной вместе с отцовскими генами, правда, к счастью для нее, в слабой форме и легко скрываемой.
Насколько мне известно, Маргарита серьезно страдала псориазом. Я сам как-то раз видел пятна на ее тощих ногах. Амалия считала, что сестра сама была в этом виновата, по крайней мере отчасти, потому что не следила за собой. «Она совсем одичала», – не раз повторяла моя жена. Но за подобной резкостью, скорее всего, таился страх, как бы болезнь от Маргариты не передалась ей и не стала заметной.
А вот у их отца дела обстояли гораздо хуже. Чешуйки летели от него во все стороны как снежинки. Даже рукава не могли скрыть пятен, и они расползались по тыльной стороне обеих ладоней, а также по нижней части шеи, по затылку и часто появлялись на висках. Даже представлять себе не хочу, как выглядел старик без одежды. Амалия в шутку сравнивала его с витриной колбасной лавки. А старая святоша то и дело елейным тоном одергивала мужа:
– Исидро, перестань чесаться.
Я в свое время пообещал Амалии, что мой генетический вклад в здоровье наших будущих детей (в итоге у нас родился только один сын, хотя забот он нам доставлял за троих) помешает им унаследовать псориаз. И был уверен, что с успехом выполнил это обещание, – до вчерашнего вечера.
Май
1.
Она не просто держит руки на руле, а вцепилась в него мертвой хваткой. И пока под моим руководством проделывает разные маневры, пытаясь припарковаться, я невольно задерживаю взгляд на все еще заметных шрамах. И не могу отделаться от мысли, что точно так же, то есть изо всех сил, она вцепилась и в меня. Вдруг воображение рисует мне яркую картину: Агеда вырывает мои детородные органы и демонстрирует их всей Ла-Гиндалере – поросшие волосами и окровавленные – и кричит как безумная, что они принадлежат только ей одной и она не собирается ни с кем ими делиться.
Трудно посчитать, сколько раз Агеда благодарила меня в то утро. Не успев сесть ко мне в машину, она предложила заплатить за бензин. Даже собралась было достать деньги из сумки. И все твердила: да ладно тебе, скажи сколько, я не хочу злоупотреблять твоей добротой.
– Девять тысяч евро, НДС отдельно.
Она смеется. Ей, дескать, безумно нравится мое чувство юмора. Я отвечаю: хватит, меня уже тошнит от твоих хороших манер. Агеда опять смеется, даже когда до нее вроде бы должен был дойти издевательский смысл моего ответа.
Вчера я в условленный час подхватил Агеду у ее подъезда, как и просил Хромой, которому нужно непременно во всем поучаствовать. В первый момент мне захотелось увильнуть, заявив двум этим занудам, что майские выходные я намерен провести на море. Про море я придумал на ходу, можно было назвать и любое другое место – главное, чтобы оно было подальше отсюда. Но потом вспомнил последние каникулы и решил не повторять тот неудачный опыт. Прятаться от них дома, соврав, что куда-то уехал, тоже не хотелось. Можно, конечно, посидеть взаперти, мне даже не нужно особенно к этому готовиться, так как запасов еды дома хватит на долгое время. Проблемой будут лишь
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!