Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

как это любят делать любители этого занятия. Вне обьективной этики размышления бесполезны.

Кстати о философах. Многие из них любопытствуют – как нам это удается, каким органом мы чувствуем неправильность мира, распознаем добро, творим красоту и совершенство? Да кто ж его знает! Насилие мучает, мешает спать и заставляет искать выход. Углубляться в детали бесполезно. Да и какая разница где живет эта часть этики? Мы ж не врачи. Главное, что это работает. Это – наше собственное "я" сама свобода, которая заложена в нас и которая проявляется в потребности ее постоянно утверждать.

– Предзаданность цели

Вот он – недостающий компас! Свобода сама указывает нам путь. Теперь понятно, почему мы до сих пор в дебрях насилия. Разве с таким компасом можно на что-то надеяться? Откуда в свободе определенность? Свобода предпочитает неожиданность, случайность, непредсказуемость. И тем не менее надеяться можно. Разум не просто угадывает правильное. Если бы это было так – каждый имел бы такой шанс. Однако, среди нас есть люди у которых это получается лучше других – истинные герои обьективной этики и кавалеры общего блага. Каждый из нас обладает своим "я", но не каждый способен сотворить действительно вечное. Каждый может учиться и накапливать знания, но не каждый способен ими воспользоваться. Разум, отталкиваясь от старого и ложного, находит новое и правильное загадочно и необьяснимо. Все, что мы можем сказать – он делает это не случайно, а значит цель каким-то образом предзадана. И одновременно – абсолютно свободно, потому что даже случайность подчиняется статистическим закономерностям, новое же не подчиняется ничему. Предзаданность и непредсказуемость не отделяются. Они обе – свойства свободы, две ее стороны.

Предзаданность цели означает, что движение к ней так или иначе предопределено. Новое будет обязательно сотворено, ОБ будет обязательно создано, красота обязательно появится. И прошлое подтверждает – все это, действительно, появлялось: и красота, и добро, и сам разум. Эта предопределенность организует усложнение материи и нашу целенаправленную деятельность, и чем дальше все вокруг само- и несамо- организуется, тем больше в окружающем мире нового и хорошего. До тех пор, пока свобода "в конце концов" не охватит все и из хаоса родится совершенство. Предзаданность свободы делает возможным существование обьективной правильности и истинного ОБ. Благодаря ей новое может стать обьективно полезным, а мы способны создавать благо, пусть и уму непостижимым образом.

Не следует путать предзаданность с детерминизмом – однозначно или вероятностно предопределенным гарантированным результатом. Или с телеологией. У движения есть не столько цель, сколько направление, которое прекрасно уживается с причинностью – свобода как цель целей имеет не больше смысла, чем детерминизм как причина причин. Или с фатализмом. Ничто не гарантировано, а если и гарантировано – то только в вечности. Там, в вечности, будет все, только к нам это отношения не имеет, поскольку вечность всегда бесконечно далека. Именно поэтому свобода – не цель в прямом смысле, которую кто-то выбрал. Бесконечное время означает, что все что может случиться, обязательно случится. А это и есть свобода – когда все возможно. Но такая предзаданность цели ничего не говорит нам ни о средствах, ни о путях ее достижения.

Предзаданность, хоть и относится к реальности, не поддается изучению. Да, нормы, регулирующие поведение людей, выглядят как аналоги законов, управляющих движением материи. Тот факт, что законы обязательны, а нормы – добровольны, ничего не меняет. Свобода требует этичности так же, как следствие требует причины. Но это не значит, что этика – падчерица науки, а ее предмет можно точно так же познавать, хоть и внешней стороной лба. Законы природы никуда не деваются и если даже какой-то ученый не повторит опыт нужное число раз и не свяжет концы с концами, все равно рано или поздно их свяжет кто-то другой. В этике, несмотря на ее обьективность, все иначе. Непредсказуемость лишает нас осмысленной надежды. Если нормы по каким-то причинам вовремя не открылись, следующей возможности можно ждать вечность!

Выражаясь красиво, если возможность – кусочек свободы в мире детерминизма, то предзаданность – кусочек детерминизма в мире свободы. А если некрасиво, предзаданность – грубый выход из парадокса, трюк, позволяющий совместить детерминизм и свободу. Это сочетание выбора с его отсутствием – сочетание детерминизма нашего стремления к благу, участия в договоре и подчинения нормам, с непредсказуемостью результата.

– Критерий истины

Если к цели нас ведет свобода, она же помогает в оценке результата, замыкая круг движения. Оценка всякой деятельности на предмет того, сколько в ней было насилия, а сколько новой свободы, возможна только договором, поскольку ни то, ни другое не бывает индивидуальным. Договор – генератор свободы, а консенсус – самый верный критерий ее подлинности. Рассмотрим этот процесс подробнее.

Если я не ошибаюсь, существует два типа договора – рыночный, преодолевающий природный детерминизм, и нерыночный, помогающий устранить социальное зло. Поскольку нерыночный договор несет в себе элемент принуждения, истинность новых норм рано или поздно должна быть подтверждена в процессе последующего добровольного обмена. Иными словами, истинное благо всегда попадает внутрь пирамиды и удостоверяется успешным рыночным договором, как видно на рис. 3.6. Но и внутри пирамиды блага могут быть более или менее истинными. Как договор это определяет? Тем, что адекватно оценивает обьективную пользу. Чем ближе к ОБ, тем истинней. Если творец опирается на свою субьективную творческую фантазию, то ценители – на свои не менее субьективные, но уже гораздо более обьективные чувства/понятия вечного, совершенного и т.п. Почему более обьективные? Потому что они посторонние. Но опираются не только и даже не столько на них. Оценивая новое, люди прежде всего отвергают известное, в виде безобразного, отвратительного, вредного, унылого, пошлого, бессмысленного. Это все – насилие, которое прекрасно ощущается субьективно. Можно сказать, что свободу мы чувствуем через ее отсутствие и потому насилие как и свобода – одно на всех, а значит вполне доступно договору. Договор решает не только математическую задачу – обьединив мнения каждого, сделать из персональных оценок общую, но и этическую – сравнить людей и уравнять их оставив каждого уникальным. Ничто, кроме свободного договора с его замечательным ФП, на это не способно. И тогда деятеля может ждать успех, а может – неприятный сюрприз. Это и будет момент истины. Согласитесь, друзья, не испытываем ли мы нечто подобное, читая эти мои письма и вместе размышляя о свободе? Не кажется ли вам, что истина становится как бы ближе и понятнее?

Обьективная польза, будучи истинной, отвергает известное, а значит –