Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

По давней традиции соседки собирались в доме роженицы. Анжелину обычно раздражала эта традиция, поскольку ей приходилось буквально выдворять любопытных, пришедших поддержать родственников роженицы.

— Уже слишком поздно, да и Ив не любит, когда его беспокоят, — прошептала Коралия. — Днем мы разговариваем около мостков, знаете ли. Самая милая соседка — это ваша тетушка. Хочу вам прямо сказать: с тех пор как здесь узнали о моем кузене, ко мне стали по-иному относиться.

«Разумеется! Газеты посвящали этой ужасной истории целые полосы! — подумала Анжелина. — Шорник, имевший собственный дом в Сен-Жироне, убийца трех девушек. Насильник! Боже мой, он мог убить Розетту! Если бы не моя овчарка, он изнасиловал бы и задушил ее, как и других».

— Да, люди такие, — произнесла она вслух. — Я очень сочувствую вам, Коралия. Но вы должны защищаться, вы должны объяснить, что совсем не причастны к этому.

Женщина смиренно улыбнулась и сразу же скорчилась. Ее лицо исказилось от боли.

— Ой, черт возьми, как больно! Мне хочется тужиться! Я просто должна тужиться!

— Нет, нет, еще рано. Прошу вас! Шейка матки раскрылась, но ребенок должен сначала высвободиться. Это произойдет через несколько минут. Надо немного подождать. Скажите, где лежит приданое ребенка. Я приготовлю пеленки и распашонки.

— В сундуке, рядом с кроватью, — с трудом произнесла Коралия.

— Пойду подышу воздухом, — сказал Ив Жаке. — Дайте мне знать, когда малыш появится.

Возмущенная такой холодностью и равнодушием, Анжелина не осмелилась возразить, хотя, возможно, ей могла понадобиться помощь. Пытаясь обуздать свое раздражение, она стала раскладывать белье, необходимое для новорожденного. Несмотря на вызывающее поведение будущего отца, она испытывала искреннее облегчение. Пациентка вела себя спокойно и ровно дышала. Судя по всему, роды должны были пройти без осложнений.

— Опять схватки, мадемуазель, — сообщила Коралия. — Пресвятая Дева, у меня сводит живот…

Анжелина подошла к кровати и принялась массировать твердый живот женщины, потом опять осмотрела ее.

— Браво! Ребенок уже на подходе, так что, когда опять начнутся схватки, вы должны будете тужиться.

В этот момент в дверь тихо постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату вошла Албани в голубом холщовом переднике, с черным платком на голове и в накинутой на плечи шали.

— Я могу чем-нибудь помочь? — робко спросила она.

— Тетушка, как это мило с твоей стороны! Ребенок выходит, все хорошо, но твоя помощь понадобится. Мне нужен очень чистый таз с горячей водой и ушат с теплой мыльной водой. Коралия, вы ужинали?

— Нет, мне кусок в горло не лез.

— Когда родите, почувствуете голод. Тетушка?

— Не волнуйся, Анжелина, я подогрею ужин.

Присутствие Албани придало уверенности не только пациентке, но и повитухе. Они слышали, как она ходит по дому, гремит посудой, наводит порядок. Но время шло, а у Коралии больше не было схваток, и она забеспокоилась.

— Это нормально? У меня больше нет желания тужиться.

— Дышите глубже и сядьте. Это лучшая поза. Возможно, ребенок устал или ему не хватает воздуха.

Вскоре благодаря советам Анжелины пациентка согнулась от сильнейшего спазма.

— Вот, хорошо! Теперь тужьтесь, тужьтесь! Осталось недолго!

Стоя около очага, Албани, заламывая руки, побелевшими губами шептала молитву. Багровое лицо соседки, раздвинутые ноги и темные волосы, окружавшие растянутые половые органы, наводили на нее ужас.

— Тужьтесь! Дышите! Тужьтесь! — повторяла Анжелина. — Я вижу волосы. Подождите, пуповина обвилась вокруг шеи. Сейчас я ее уберу.

Роженица хрипло застонала, еще шире раздвигая ноги, чтобы освободить проход ребенку.

— Ну вот, я убрала ее! — воскликнула молодая женщина. — Последнее усилие — и все закончится.

Коралия, теперь уже пунцовая, покачала головой. Наклонившись вперед, она вцепилась в руки Анжелины и изо всех сил стала тужиться. Из ее груди вырвался громкий крик, в котором слышалась боль и одновременно облегчение. Новорожденный вырвался из телесной тюрьмы в потоке крови и тоже закричал.

— Это мальчик, Коралия, красивый мальчик!

Вся в слезах, Албани перекрестилась и от всего своего сердца, преисполненная благодарности, возблагодарила Господа.

И только через несколько секунд она заметила, что ее племянница, смертельно бледная, открыв рот, испуганно смотрит на молодую мать.

— Сейчас я обрежу пуповину, — срывающимся голосом сказала она. — Тетушка, быстрее возьми малыша.

Мать откинулась на подушки, учащенно дыша.

— Я сейчас буду стимулировать ей матку, у нее кровотечение, — прошептала Анжелина, обращаясь к тетушке. — Господи, только бы кровь перестала течь рекой!

И Анжелина начала производить необходимые манипуляции, которым ее учила сначала мать, а потом мадам Бертен. Сомкнутыми пальцами она несколько раз нажала на матку, а потом слегка ударила ее кулаком. Но кровотечение не останавливалось.

— Тетушка, позови ее мужа! Пусть он быстрее идет!

— Я подохну, да? — с трудом выговорила Коралия. — На меня вдруг усталость навалилась. Я истекаю кровью, она все течет, я знаю.

— Держитесь, прошу вас! — крикнула Анжелина. — Сейчас я сделаю вам больно, буду бить по животу, но это ради вашего спасения!

Предупрежденный Албани, в дом неспешно вошел Ив Жаке. В свете свечей он склонился над младенцем, а потом странно усмехнулся. Наконец он подошел к кровати, стараясь не смотреть на окровавленные простыни.

— Как дела, моя бедная женушка? — спросил он.

— Плохо, муженек, очень плохо…

Анжелина почувствовала руками спазм. Она осторожно потянула за пуповину, и с еще более сильным потоком крови отошла плацента.

«Мама, Господи Иисусе, сделайте так, чтобы эта несчастная выжила! О, прошу вас!» — мысленно молила Анжелина.

Словно в ответ на молитвы Анжелины, кровотечение прекратилось. У Анжелины вновь появилась надежда, но тут Коралия, широко открыв глаза и рот, начала задыхаться. Албани сдержала крик ужаса, поскольку было страшно смотреть на внезапно побледневшую женщину.

— Коралия, Коралия! — закричала Анжелина. — Оставайтесь с нами, с вашим малышом!

Но эти призывы оказались напрасными. Коралия задыхалась, ей словно не хватало воздуха. Она потеряла сознание и через несколько минут умерла[37].

— Боже мой, нет, нет! — бормотала повитуха, упав на колени и прижавшись лбом к матрасу.