Марш Теней - Тэд Уильямс

«Возлюбленная!» — так начиналось послание, написанное очень четким и изящным почерком.

«По крайней мере, он не указал моего имени», — с облегчением отметила про себя Киннитан.

В следующее мгновение значение этого слова достигло ее сознания, и Киннитан словно ударили. Как это могло случиться? Будто она попала в старую сказку о любви влиятельного человека к юной девушке и о том, как ради этой любви он рискует своей жизнью и жизнью своей любимой, ибо другой, еще более влиятельный человек — наимогущественнейший на земле — уже заявил свои права на нее.

«И это все происходит именно со мной?!» — не могла поверить Киннитан.

Она читала дальше.

«Я поступил глупо, рискнув встретиться с тобой. Ты не ошиблась, указав мне на это. Поползли слухи. Один из моих врагов что-то заподозрил. Должно быть, это главный министр Вэш, но он ничего не сможет доказать».

Киннитан охватил такой сильный ужас, что перехватило дыхание. Читать дальше не хотелось. Но она не бросила письмо.

«Может наступить день, когда он выступит против меня, несмотря на расположение автарка, хвала ему. Он ненавидит меня — я имею в виду Вэша. Как, собственно, и все остальные при дворе. Я должен быть готов к тому дню, когда все может измениться. У меня есть преданные люди, но моя личная безопасность ничего не значит без тебя.

Если такой день наступит, я пошлю к тебе гонца, и он произнесет священное имя Хаббили. И как сошедший с гор сын великого бога избежал опасности и, раненый, добрался в лодке до Ксиса, так и мы поплывем к нашей свободе. В гавани рядом с храмом Хаббили стоит маленькое быстроходное судно „Утренняя звезда Кироса“. Я назвал его не в твою честь, моя прекрасная звезда. Парусник у меня с тех пор, как я вознесся столь высоко и стал начальником над «леопардами» автарка. Когда я узнал, что в обители Уединения тебя называют Утренней Звездой, я понял, что богини судьбы предугадали нашу историю. Как только ты доберешься туда, покажи капитану это кольцо. Он узнает его и примет тебя с почестями. После того как я присоединюсь к тебе, мы вместе увидим, как восхитительно скользит по волнам эта „Утренняя звезда“.

Я надеюсь, до этого не дойдет, возлюбленная моя. У меня все еще остается шанс взять верх над Пиннимоном Вэшем и другими моими врагами. Я постараюсь сделать так, чтобы наша любовь расцвела в лучах славы Бесценного. Но, как говорится, в змеином гнезде нет покоя даже змеям».

Он подписался цветистым росчерком.

«Глупец, — подумала Киннитан. — О, Джеддин, какой же ты глупец!»

Если бы мальчишка ненароком разбудил охранников или слуг, если бы письмо попало в чужие руки, то она и Джеддин — а с ними, возможно, и Луан — уже стояли бы на коленях перед палачом. Капитан «леопардов» страдает опасной формой безумия, размышляла Киннитан. Он восхваляет автарка и при этом собирается украсть у владыки всей земли избранную невесту.

Киннитан не любила Джеддина, это она знала наверняка, но его безрассудство трогало ее. Внутри могучего тела билось сердце мальчишки — несчастного мальчишки, гоняющегося за другими и вечно остающегося позади. Но он давно уже стал мужчиной, чью красоту она не могла не заметить, — и это тоже было правдой.

Киннитан перевела дух. Что же будет с ними? Может ли она позволить себе поддаться чувствам? Есть ли на самом деле способ, с помощью которого Джеддин вытащит ее из этого жуткого места? Из предосторожности Киннитан сожгла свиток в пламени лампы — он разлетелся черным пеплом. Кольцо она все-таки оставила при себе.

СЛЕЗЫ

«Ликуй и веселись» — Вот что нам говорит

Вой волка на луну.

Из «Оракулов падающих костей»

Крупные капли дождя с шумом падали на землю, и улица Мастеровых превратилась в поток грязи. Мэтти Тинрайт осторожно переступал с доски на доску — некоторые из них погрузились в жижу, словно прохудившиеся лодки, и выступали над поверхностью только одним краем. Мэтти прикладывал невероятные усилия, чтобы не испачкать башмаки. Денег, выделенных ему на одежду, не хватило на деревянные сабо. Точнее, в борьбе между сабо и огромным роскошным гофрированным воротником выиграл последний. Мэтти очень заботился о том, чтобы хорошо выглядеть.

Одна из досок утонула в грязи целиком, и старый Пазл застыл, будто превратился в статую, растерянно глядя близорукими глазами на углубление шириной в два ярда, заполненное вязкой жижей. Прямо на него с грохотом ехала воловья повозка, занимавшая всю ширину дороги. Время от времени раздавались громкие крики погонщиков. Люди, спешившие по улице Мастеровых от Скрипучей аллеи — несколько торговцев, промокших подмастерьев и множество солдат-рекрутов из провинции, — отошли под навесы домов и с интересом наблюдали за происходящим. Повозка ехала медленно, но, вероятно, старый шут не видел ее.

Тинрайт раздраженно вздохнул. Ему совершенно не хотелось возвращаться назад по грязи, чтобы спасти товарища, но ведь Пазл был для него единственным близким человеком, почти другом. Мэтти не мог допустить, чтобы повозка его задавила.

— Пазл! — окликнул он старика. — Иди сюда! Эта скотина сейчас наступит на тебя!

Шут, моргая, поднял глаза. На Пазле был самый приличный его наряд: темные рейтузы, плащ с капюшоном, а также замызганная шляпа невероятного размера, из-под которой он мог видеть лишь свои перепачканные грязью ботинки. Наряд был гораздо смешнее любого шутовского костюма. Тинрайт подумал, что Пазлу нужно одеваться именно так, когда он развлекает королевских гостей.

— Эй! — закричал Тинрайт.

На этот раз Пазл, кажется, увидел его знаки и посмотрел на приближавшуюся повозку. Раздраженный вол и его погонщики были поглощены сложными маневрами на раскисшей улице, и Пазла для них словно не существовало. Старый шут заморгал, сглотнул и наконец осознал серьезность надвигающейся опасности. Он поднял длинную, как у журавля, ногу в грязном башмаке и попытался дотянуться ею до слишком далекой доски, однако потерял равновесие и ступил прямо в месиво грязи. Тощая нога оказалась в луже по щиколотку. Пазл завизжал и задергался всем телом.

Ему повезло: погонщики все-таки следили за дорогой, поэтому шут отделался легким испугом. Повозка остановилась в паре ярдов от него, окатив брызгами грязи. Вол опустил голову и смотрел на моргавшего от страха, перемазанного с головы до ног человека так, словно впервые видел столь странное существо.

Тинрайт совсем не так представлял себе их появление в «Квиллер Минте». В грязной дыре было темно и тесно, и никто не заметил, как они вошли. Трое новобранцев засмеялись, глядя на покрытые слоем засохшей грязи ноги Пазла, но подвинулись, когда дрожавший старик и Тинрайт сели у огня. Поэт окликнул пробегавшего мимо помощника трактирщика: Джила сменил мальчишка лет девяти-десяти — наверное, один из многочисленных родственников Конари, достаточно юный, чтобы не чураться работы. Тинрайт велел принести щетку и тряпку, чтобы Пазл отчистил грязь, а сам пошел к стойке. Там Конари открывал новый бочонок эля. Теперь вместо прежней откидной доски здесь красовался настоящий стол. Поэта удивили и даже немного расстроили такие изменения: некоторым от войны одна польза — теперь в «Квиллер Минт» заходит еще больше пьяниц. Успех Конари принижал достижения самого Тинрайта.