Упреждающий удар Сталина. 25 июня - глупость или агрессия - Марк Солонин

Другими словами, с какого момента мы начинаем «конструировать иную историю»? С лета 1939 года, когда Сталин принял решение помочь Гитлеру в деле развязывания общеевропейской войны? Или с 3 апреля 1917 года, когда на Финляндский (забавная ирония судьбы!) вокзал Петрограда прибыл известный «пломбированный вагон» с небольшой группой крупных международных авантюристов? Или с 1 марта 1881 года, когда влюбленные в народ террористы убили Александра Освободителя? Или уж с самого легендарного «призвания варягов»?

Завершая книгу, посвященную трагической истории советско-финских войн, имеет смысл рассмотреть возможные альтернативные решения и действия руководства СССР, начиная со вполне определенного временного рубежа – с весны 1941 г. Выбор именно этой «временной отметки» отнюдь не случаен. Весна 1941 года – это тот (едва ли не единственный) момент в истории сталинской империи, когда интересы многонационального советского народа и интересы «коллективного сталина» (понимая под этим выражением самого Хозяина и его ближайшее окружение) в главном и основном совпали. До этого момента существовало вполне очевидное несовпадение интересов. Советский народ хотел мира и спокойствия. Ему, советскому народу, и без того жилось не слишком весело и совсем не легко.

Кровопролитная война и все бесчисленные бедствия, которые падают на плечи простых людей до, во время и после войны, народу были абсолютно не нужны. Сталинская же верхушка стремилась к развязыванию широкомасштабной войны в Европе, поскольку видела в войне кратчайший (если не сказать – единственный) путь к расширению сферы своей власти за пределы границ СССР. Более того, победоносная война (и ожидаемая богатая военная добыча) была необходима Сталину и для укрепления внутриполитической стабильности, изрядно подточенной Большой Резней 1937–1938 годов.

При таком разительном несовпадении интересов народа и власти обсуждение альтернатив становится попросту невозможным – отсутствует единый критерий оценки. С точки зрения интересов народа вторжение в Финляндию, начавшееся 30 ноября 1939 г. и повлекшее за собой колоссальные жертвы, явилось бедой, несчастьем, преступной ошибкой. С точки зрения интересов Сталина ошибкой было лишь недостаточное количество войск, привлеченных к участию в операции, что в конечном итоге и не позволило разгромить Финляндию в приемлемые по внешнеполитическим обстоятельствам сроки. С точки зрения интересов советского народа следовало уже осенью 1939 г. оказать противникам Германии – Франции и Великобритании – всю возможную экономическую помощь; как говорится, «снять последнюю рубаху», но укрепить Западный фронт бензином, продовольствием, боеприпасами, танками и самолетами (благо в СССР танки и самолеты были накоплены в астрономических количествах). И пусть они, англичане и французы, воюют против нашего общего врага! Любой трудящийся человек согласится с тем, что лучше проливать пот, нежели кровь. Сталин же помогал Гитлеру, но это вовсе не было «ошибкой» – это была неотъемлемая составная часть плана по разжиганию общеевропейской войны; без помощи Сталина Гитлер мог бы и не решиться начать эту войну. Ошибкой Сталина оказалась лишь неверная оценка боеспособности французской армии – и не более того.

Весной 1941 г. война между Германией и СССР стала неизбежна. Не вдаваясь сейчас в рассмотрение причин этого (некоторые из них обсуждались выше в Части 2), отметим главное: с этого момента и у народа, и у Сталина появился общий интерес, общая задача. В войне, которую нес с собой Гитлер, нельзя было проигрывать. В такой войне нужна была только победа. Исходя из этой задачи, постараемся выявить возможные альтернативы в действиях руководства СССР на «финляндском направлении».

И зимой, и весной, и летом 1941 года главной военной силой на территории Финляндии была финская армия. Германия могла влиять (и влияла) на решения, принимаемые финским руководством, но решения эти принимались не в Берлине, а в Хельсинки. Такая ситуация открывала возможности для мирного, т. е. самого простого и «дешевого» из всех возможных, решения вопроса обеспечения безопасности северных границ СССР. А именно:

– денонсация Московского договора;

– возвращение всех (или большей части) аннексированных территорий;

– заключение (лучше всего – при посредничестве и с гарантиями Великобритании и США) нового мирного договора с Финляндией.

Эта альтернатива с вероятностью, близкой к 100 %, могла быть реализована, так как она полностью отвечала интересам всех сторон. Никакой «платонической любви» к Гитлеру и его режиму в Финляндии никто не питал – ни народ, ни парламент, ни лидеры государства. Для демократической Финляндии союз с фашистской Германией был противоестественным, вынужденным шагом, на который пришлось пойти в той трагической ситуации, в которую Финляндию загнал именно Сталин. Накануне войны с Советским Союзом у Гитлера не было ни времени, ни ресурсов для войны против Финляндии. У этих двух стран нет общей границы. Переброска каждой дивизии в Скандинавию представляла собой сложную и дорогостоящую морскую операцию; дальнейшее снабжение этой дивизии в огромной степени зависело от доброй воли Финляндии, от ее готовности предоставить свои транспортные магистрали для транзита военных грузов. В этой ситуации заставить Финляндию отказаться от нормализации отношений с Москвой Гитлер никак не мог.

Цена такой нормализации весной 1941 г. могла бы быть минимальной. До тех пор пока Красная Армия не потерпела сокрушительное поражение от вермахта, Сталин мог еще вести переговоры с позиции сильного, но великодушного партнера. Возможно, удалось бы достигнуть мирного соглашения и без полного возврата всех аннексированных территорий. Строго говоря, стратегически важным был ровно один вопрос: сохранение транспортного коридора вокруг северной оконечности Ладожского озера, т. е. железной дороги от Ленинграда через Кексгольм и Сортавала в Петрозаводск и далее везде. Решение этого вопроса делало блокаду Ленинграда в принципе невозможной. Все остальное (Выборг, Койвисто, Энсо, леса и озера Приладожской Карелии) было всего лишь вопросом престижа и экономической выгоды. В любом случае покупать целлюлозу в Финляндии было бы на порядок дешевле, чем воевать против финской армии.

Вопрос о транспортном коридоре был вполне решаемым: договоренность о транзите, предоставление железной дороги в исключительное пользование СССР на период военных действий, создание экстерриториальной «особой зоны» и т. п. При наличии желания и политической воли найти соответствующие юридические формулировки было бы несложно. При наличии желания можно было бы найти и те 100–150 тыс. тонн зерна, при помощи которых Германия держала Финляндию в экономической «удавке». Разумеется, во время войны лишнего хлеба не бывает, но с другой стороны – откуда взялось «лишнее зерно» в Германии? Не из советских ли поставок? Зерновая проблема существовала, но ее не стоит излишне драматизировать. В реальной истории летом 1944 г. Швеция взяла на себя и успешно выполнила обязательства по поставке зерна в Финляндию в течение шести месяцев после разрыва отношений между Финляндией и Германией. Советский Союз, вне всякого сомнения, обладал несравненно большими, нежели Швеция, посевными площадями и резервами продовольствия.

Возможные военно-стратегические последствия мирного разрешения конфликта с Финляндией настолько очевидны, что не нуждаются в подробном разъяснении. В Прибалтику можно было бы перебросить (причем перебросить заблаговременно, отнюдь не дожидаясь разгрома Северо-Западного фронта) огромные силы: два мехкорпуса, пятнадцать стрелковых дивизий, многочисленные авиационные и артиллерийские части Ленинградского военного округа. В целом группировка советских войск в Прибалтике могла быть при этом увеличена почти в два раза! В дальнейшем, в июле – августе 1941 г., на немецкий фронт (а не на фронт никому не нужной финской войны) могли бы быть отправлены те резервы, которые в реальной истории пришлось передать в 7-ю и 23-ю армии. Это еще порядка 9 дивизий.