Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов

правого берега в дымке он вдруг увидел буксир Нерехтина. Буксир стоял на якоре, труба едва курилась… Роман взбежал на тентовую палубу к рубке и попросил у лоцмана бинокль. На «Лёвшине» что-то чинили: суетилась команда, сам Нерехтин ходил по крыше надстройки, с борта свешивалась сломанная стрела крана… Значит, весь груз — рядом, никуда не делся?! По спине у Романа промахнул озноб, Роман ощутил, что его снова упруго наполняют силы. Ничего не потеряно, борьба продолжается! В Николо-Берёзовке он перехватит «Кент» и заставит взять «Лёвшино» под арест!

Двадцать пять вёрст до Николо-Берёзовки «Ревель» пробежал за полтора часа. Роман щурился, издалека пытаясь разобраться в сплошной массе судов у пристаней: где очертания «Кента» с его артиллерийскими полубашнями, где угловатый «меркурьевский» силуэт «Аршаулова», нынешней «Волги»? Всё слилось в синем полумраке, не разглядеть по отдельности!

Несмотря на поздний час, флотилия была взбудоражена: горели огни, пароходы поднимали пары, команды проверяли исправность механизмов.

На берегу Роман встретил Вадима Макарова.

— «Кент» и «Гордый» задержались в рейде, скоро будут здесь, — ответил Вадим на вопрос Романа. — Адмирал Смирнов идёт на «Волге» из Сарапула. Гайда отступает, красные уже атакуют город. По радио объявлена тревога, Рома, флотилия перебазируется в Гольяны, там наш новый рубеж обороны.

Роман разозлился: суматоха может помешать ему.

— Где «Кент» обычно швартуется?

— Вон у того дебаркадера, — указал Вадим. — «Самолётовский» вроде.

Караул пропустил Горецкого на маленький дебаркадер; в обшарпанной комнате ожидания Роман сел на деревянную лавку и вытянул ноги. Он устал — но ничего, можно отдохнуть, пока британцы в пути. Дебаркадер чуть покачивался и поскрипывал, караульные курили на галерее, сквозь разбитое окно веяло свежестью реки. Роман закрыл глаза. Почему-то он вдруг вспомнил Лялю Рейснер… Наверное, потому что большевистская флотилия была где-то близко, и Ляля, возможно, снова командовала военморами… Она считала себя самой главной в мире и без колебаний присваивала всё лучшее и ценное… Насколько было бы проще, если бы Катя Якутова была такая же, как Ляля…

…А на «Лёвшине» в это время наконец-то запустили повреждённую взрывом машину. Осип Саныч снял погнутые шатуны и с матросами отправил их в кузницу ближайшей деревни Новосёловки; кузнец всё отколотил обратно.

— Хорошо вышло? — поинтересовался Иван Диодорыч.

Он смотрел, как двигаются блестящие от масла штоки и рычаги. Осип Саныч положил ладонь на цилиндр поршня и закрыл глаза, слушая вибрации. Матрос Колупаев, Алёшка и Перчаткин держали повыше керосиновые лампы.

— Вручную хорошо не выйдет, — вздохнул Осип Саныч. — Надо прессом давануть, но это только на заводе. А сейчас будет бить по горловине, и ничего не поделать. Хомут наложу для прочности, только он не спасёт надолго.

— А если винты чуть ослабить, чтобы цилиндр сам играл? — влез Алёшка.

— Тогда паропровод отскочит — не запаяешь… Словом, капитан, нельзя из машины полную силу выжимать, иначе поршни вывернет.

— Ясно, — сказал Иван Диодорыч. — Как-нибудь доскребёмся.

— А куда идём, батя? — осторожно спросил машинист Подколзин.

— Домой — в Нижнюю Курью.

— Дома нас белые прищучат, что мы с промысла сбежали и груз утащили… Может, ночью-то к красным переметнуться?

— Я давно в тебе, Подколзин, эту слабину большевистскую чую, — буркнул Колупаев, качнув фонарём. — Прогони его, капитан, прямо щас, или он нам подлость какую в машине подстроит!

— За машину я руки-то живо пообрываю! — пообещал Осип Саныч.

— Большевики рабочую правду несут! — разозлился Подколзин. — А ежели ты балтийцев тех припомнишь, дак они банда, а не большевики!

— Ну-ка заткнитесь! — оборвал спор Иван Диодорыч. — На борту одна власть — моя! У кого другие командиры — шуруй на берег!

Иван Диодорыч не хотел разговоров о белых и красных, не хотел ни свар, ни сравнений, ни сомнений. Конечно, он понимал, кто прав, а кто не прав, но в жизни были вещи выше правоты. Как они восторжествуют — неведомо, это божья тайна, про которую Федя талдычит. Но единственное достойное дело — освободить в миру место для божьей тайны. Место для будущего. И у него, у капитана Нерехтина, есть только одно такое место — свой пароход.

Осип Саныч поднял пары, Серёга Зеров с Рябухиным сбросили с кормы в воду искорёженные обломки крана, Федя подмёл в рубке разбитое стекло, Дудкин взялся за штурвал, боцман Панфёров с Девяткиным шпилем вытянули якорь на крамбол. Закрутились колёса, и «Лёвшино» двинулся на стрежень.

До Николо-Берёзовки они добрались уже глубокой ночью, но флотилия бодрствовала. Перед селом дорогу «Лёвшину» перегородил сторожевой катер. Дежурный офицер не захотел подниматься на борт буксира.

— Мост под обстрелом, в Сарапуле — бои! — крикнул он. — Флотилия готовится на прорыв, броневые суда прикрывают гражданских! Капитан, двигай в колонну первого дивизиона, она у хлебных амбаров!

…Роман проснулся от толчка дебаркадера и голосов: это швартовался пароход. Роман вскочил на ноги — ну слава богу!.. Громыхнули кранцы, брякнула сходня. В комнату ожидания, переговариваясь, вошли британские моряки, впереди — капитан Джеймсон. В полумраке он не узнал Романа.

Роман остановил Митю Уайта:

— Послушай, переведи, пожалуйста, капитану мои слова…

Британцы уже уходили с дебаркадера по мосткам на берег.

Митя ответил холодным взглядом:

— Я не переводчик.

— Прости за бесцеремонность, но я по важному делу! — Роман мягко взял Митю за локоть. — У меня на борту — бунт, команда гонит судно в Пермь! Мне нужна вооружённая помощь, чтобы вернуть порядок! Британская миссия несёт ответственность за моё предприятие!

Митя вежливо высвободил руку.

— Я служу на русской флотилии, а не в британской миссии, — сухо сказал он, — и не обязан вникать в авантюры командования союзников. Объясняйся с капитаном сам, как сумеешь, без моего участия.

— В чём дело, дружище?! — изумлённо спросил Роман.

Митя одёрнул китель, спокойно глядя Роману в глаза:

— Горецкий, у меня нет друзей, которые бьют женщин.

16

Армада шла в предрассветной мгле, растянувшись на две версты. Суда без вооружения старались держаться возле бронепароходов, но правее — чтобы отгородиться от берега, уже занятого частями Красной армии. Река угрюмо затихла; над зыбкой туманной пеленой плыли рубки, дымящие трубы и мачты.

— Глотнёшь для бодрости? — спросил Федосьев, побултыхав фляжкой. — Шотландский скотч! Хоть в дизель заливай! Союзники отблагодарили!

— Не хочу, — отказался Роман. — А чем ты британцам угодил?

— Под огнём с Дербешского огрудка их снял, как тебя в прошлом году.

На огрудок «Кент» выскочил во время преследования большевистской флотилии после боя на устье Белой. Большевики были готовы развернуться и обрушиться на обездвиженного противника, но подоспел «Гордый». Федосьев приказал скачать сотню пудов мазута из бункера в воду и поджечь; под защитой дымовой завесы «Гордый» стянул британцев с мели.

— Если