Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

— Кажется, я понимаю, — медленно произнесла Мора.

— Надеюсь, что так. Не думаю, что смогу объяснить это лучше, чем сейчас.

— Могу я спросить о жертвоприношении? Что ты увидел в быке?

— Конечно, можно. Но я сомневаюсь, что сейчас сказать могу тебе больше, чем тогда.

— Ты сказал, что один не пойдет. Означает ли это, что только одно письмо будет доставлено, или...

— Да, мне кажется.

— Или ты просто хочешь сказать, что Римандо или Эко останутся здесь?

— Это хороший вопрос. — Несколько секунд я пребывал в растерянности, пытаясь вспомнить, какие именно подсказки я получил из внутренностей быка.

— Ты видел, будут ли доставлены письма?

Я покачал головой:

— Я ничего не видел о письмах. На самом деле очень редко жертвующий видит что-либо, касающееся чьего-то предмета, а не живого существа. Я увидел знаки, которые использовал, чтобы представить имена гонцов — колючую ветвь, которую использовал, чтобы представлять Римандо, в куполе, который использовал, чтобы представлять Эко. Оттуда отходила только одна линия, направленная на букву «О», которую я принял за знак Олмо.

— У Эко есть письмо для Олмо. У Римандо — для Новеллы Читта. Неужели он сегодня ночью испугается? Слишком испугается, чтобы поехать?

— Не могу этого знать. Если ты спрашиваешь, видел ли я что-нибудь подобное в жертве, то нет, не видел. Что насчет тебя? Ты говорила с ним наедине, и ты почти женщина, как я уже говорил. Что ты думаешь?

— Думаю, что нет. Он сказал, что на самом деле это будет не очень опасно, просто долгая, утомительная поездка. Он хочет, чтобы я предложила папе оставить ему лошадь в награду.

— Понимаю. Ты собираешься это сделать?

— Думаю, что нет, — повторила она. — Ты говоришь, что я разговаривала с Римандо, наедине. Ты же сам точно так же разговаривал с Тордой.

— Я не имел в виду, что в твоем разговоре с ним было что-то не так; только то, что ты поняла его характер — и, вероятно, понимаешь — лучше, чем я.

— Ты сказал Торде, что она должна была сделать, когда приносила в жертву нашего быка. Что еще ты ей сказал?

— Хорош дев, — объявил Орев. — Птиц слышать.

Мора улыбнулась.

— Я думаю, он имеет в виду, что мне следует рассказать все, что я сказал Торде, — сказал я. — Наверное, он прав. Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу рассказать тебе ничего из того, что она мне сказала.

— Хорошо.

Я вздохнул и откинулся на спинку кресла, сожалея о том, что мои дружеские отношения с Морой будут разрушены:

— Пожалуй, я действовал против твоих интересов.

— Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы папа женился на ней?

— Если он захочет, то да.

— Значит, я не получу ферму. Я никогда не буду хозяйкой этого дома или богатой. Я знаю, ты считаешь, что сейчас я богатая, но это не приносит мне никакой пользы.

— Ты считаешь, что не приносит.

— Я знаю, что не приносит. Я не только самая большая девочка в моем классе. Есть и еще кое-что.

— Я это понимаю.

— Знаешь, чего я боюсь? Очень, очень боюсь? Я могла бы сказать, чего я боялась всю свою жизнь, но это было бы неправдой. Чего я так боялась весь последний год?

— Не Фаву, очевидно, и не войну. Что придет еще больше инхуми? Нет. — Я покачал головой. — Что же это?

— Что я встречусь с каким-нибудь мужчиной и буду думать, что он любит меня, а после того, как мы поженимся, я узнаю, что ему просто нравится это место, нравится мысль, что когда-нибудь папа умрет и он станет богатым.

Ее руки (большие руки для девушки ее возраста) напряглись, сжимая ноги выше колена.

— Я видела, как это началось сегодня вечером. Первый раз за все время. Но я знаю... знаю...

Две крупные слезы скатились с ее глубоко посаженных глаз и покатились по широким щекам; я встал с кресла и присел рядом с ней, обняв ее за плечи.

— Я знаю, что это будет продолжаться и продолжаться... — Внезапно она повернулась ко мне, как недавно оперившийся ястреб. — Я убью его! Ты можешь заставить меня пообещать все, что захочешь, но я все равно убью его. Что ты сказал Торде?

— То же самое, что сказал бы любой на моем месте. — Я встал и вернулся в это крепкое, обитое кожей кресло, в котором сижу и пишу. — Что считаю, что она любит твоего отца, а он любит ее, но угрюмость и плохое настроение никогда не покорят его, так же как требование жениться на ней не заставило его жениться. Что, если бы она была веселой и улыбчивой и ничего не просила, он, конечно, дал бы ей очень много и даже мог бы дать ей то, что она хочет.

— А если я стану такой, это сработает?

Я пожал плечами:

— Возможно, если ты найдешь подходящего человека и будешь иметь возможность подолгу находиться рядом с ним. Сработает ли это для Торды — не знаю. И если мужчина не подходящий, то это вообще не сработает ни для одной женщины.

— Мне пора идти, — задумчиво сказала Мора. — Мне нужно немного поспать, но с уходом Фавы будет трудно заснуть.

— Конечно пора, если ты собираешься встать пораньше и проводить гонца, — согласился я.

— Только один?

Я кивнул:

— Думаю, да.

— Ну, а я так не думаю. Но я должна идти в кровать, в любом случае. Когда ты и твоя жена — и твой маленький сын, верно? Были на... Как ты это назвал?

— Наверное, я сказал «Ящерица». Остров Ящерица, у побережья.

— Вы жили охотой на горных козлов?

— Да. И рыбалкой.

— Ну так вот: лучше я буду жить в маленькой палатке из шкур с человеком, который меня любит, чем здесь одна или с человеком, который меня не любит. Почему ты так улыбаешься?

— Четыре долгих дня я ломал себе голову и, наконец-то, понял, кого ты и твой отец напоминаете мне. Я знал — по крайней мере, чувствовал, — что встречал вас обоих раньше. Но я не скажу тебе, потому что эти имена ничего для тебя не значат.

— Они были хорошими людьми?

— Очень хорошими людьми. — Мой голос стал мягче, без моего желания. Я и сам слушал его с удивлением. — Люди всегда просят меня предсказать грядущие события, Мора. Обычно я говорю, что не могу, потому что это так редко получается. Я пытаюсь, как ты видела; но предсказание — очень сомнительное дело, как и мое относительно Эко и Римандо.

Она кивнула и встала.

— Однако, очень редко, я действительно знаю будущее. Когда это случается — очень редко, как я уже сказал, — мне обычно бывает ужасно трудно заставить людей поверить мне. Поверишь ли ты мне, если я поклянусь, что сейчас скажу чистую правду? Правду о будущем?