Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

голосов, разразилась над улицей. Сразу после этого мужчины принялись обуваться и собирать свои коврики. Большинство потянулось в сторону бульвара, некоторые направились к проулку; но расходились не все — часть осталась, начав кучковаться вокруг небольшой возвышенности, расположенной прямо посредине площади перед мечетью. Сюда же сместился пожилой азербайджанец в бардовой куртке, к которому и пристроился Майский, не в силах оторваться от происходящего.

Вскоре на возвышавшуюся площадку вышло двое мужчин, один из которых (тот, что покрепче) тащил за собой красивого крупного белого барана. Выведя животное на середину площадки, мужчина ухватил его за рога обеими руками: баран опешил, рванул назад, но крепко удерживаемый, лишь беспомощно уперся копытами в пол. Почувствовав, что не может двинуться с места, животное впало в панику: глаза барана бешено забегали и он, озаряя округу диким блеянием, стал отчаянно дергать головой из стороны в сторону, в попытке освободиться. В это время второй мужчина, уже доставший из висевших на поясе ножен кинжал, размерами походивший больше на меч, придерживая барана одной рукой за рог и громко выкрикивая что-то на своем, ловко разрезал ему горло, на всю ширину утопив лезвие в плоть животному. Кровь хлынула из рассеченной шеи барана, ноги его подкосились и он, издавая теперь вместо блеяния только какое-то булькающее хрипение, повалился на землю под радостные ликующие вопли толпы.

Сердце Майского сжалось, ноги отяжелели, и мертвецкий холод пробрал все тело. Ему — заядлому охотнику — не раз случалось добивать раненое животное, но то, что произошло сейчас, было совершенно другим. Несколько секунд он не шевелился и не дышал, а когда баран рухнул, и толпа загудела, откатившая от ног кровь вдруг с невероятной силой ударила ему в голову. В мгновение Майский будто опьянел: ощущая, как тяжелеет его голова, как вздулись и пульсировали вены на шее, он погрузился в совершенно эйфорическое состояние. Увиденное представляло собой что-то абсолютно дикое, но в то же время завораживающее. Это был настоящий ритуал: массовый, с жертвой, кровью и смертью, по сравнению с которым служба в христианском храме казалась просто наивной забавой.

Потрясенный Майский не моргая наблюдал, как мертвую окровавленную тушу барана стащили с площадки, а вместо него вывели другого.

— Его тоже зарежут? — увидев новую жертву, обратился Майский к стоявшему рядом азербайджанцу.

— Канещно, — отозвался тот.

— А сколько всего будет?

— Слющий, откуда я знаю? — улыбнулся азербайджанец. — У меня с сыном — один на двоих… Во-о-он мой сын стоит, в красном пюхавике, — гордо приподняв подбородок, проговорил мужчина, обернувшись и кивнув куда-то в направлении находившегося неподалеку грузовика. — Девятнадцать лет ему! Перьвий раз сам все будет делать! Пойдем, — пригласил он Майского, и оба они направились к машине.

С грузовика, тем временем, уже вовсю шла торговля баранами. Ее организовали трое мужчин кавказской внешности, один из которых, тот, что покрепче, с огромной бородой, собирал деньги, а двое других шустро выгружали животных, спуская их один другому через борт автомобиля. Получив барана покупатели, как правило, скручивали ему бечевкой передние ноги и, взяв за задние, волочили прямо по земле в сторону бульвара, чтобы там погрузить к себе в автомобиль. Некоторые же резали прямо здесь, отойдя только чуть в сторону, дальше к тупиковой стене, где уже лежало, истекая кровью, несколько туш. Спрос на баранов был хороший и, несмотря на то, что мужчины действовали бойко и слаженно, возле грузовика сформировалась приличная очередь. В этой очереди стоял и сын азербайджанца: выглядя лет на восемь старше своего реального возраста, он был такого же низкого роста, как и отец, но при этом значительно крепче телосложением, с уже не по-юношески густой короткой черной бородой.

Двое продавцов продолжали наскоро разгружать машину, как вдруг один из них, стоявший на земле, чуть замешкался и не успел толком принять очередного барана, который крайне неудачно свалился с борта на асфальт, при падении переломав себе все ноги. Мужчины замерли, в растерянности уставившись на животное, но голос напарника тут же привел их в чувства: бородач по-кавказски жарко стал что-то выкрикивать своим непутевым товарищам, на что те ответили не менее пылкими речами, принявшись тыкать друг в друга ладонями, в попытке, видимо, что-то доказать ему. Перебранка продолжалась несколько минут, становясь все яростнее и громче, и неизвестно, сколько продлилась еще, если бы в разговор не вмешался стоявший рядом мужчина, который был следующий по очереди и которому, очевидно, предназначался выпавший баран. Мужчина обратился к бородачу, на что тот, развернувшись в запале, ответил ему громкой и продолжительной тирадой. Вскоре бородач и покупатель уже вовсю выясняли отношения друг с другом, в то время как двое разгружавших машину продавцов стали спорить между собой; и все вместе окончательно позабыли про выпавшее с машины животное. Между тем совершенно очумевший от боли баран лежал на прежнем своем месте, судорожно дергая переломанными ногами, из которых острыми осколками торчали раздробленные белые кости, и исходясь густой желтой пеной озарял округу неистовым блеянием. Так прошло минут пять, пока бородач, наконец, не обратился к товарищам, быстро и кратко сказав им что-то: после этих слов один из них (тот, что стоял на тротуаре) взял мучающееся животное за загривок и, оттащив в сторону, спешно зарезал его. Тушу мертвого барана закинули назад в грузовик, приведя в ощутимое смятение толпящихся там собратьев, а покупателю сгрузили другого.

— Почему они спорили? — спросил у азербайджанца Майский.

— Покупатель хотель заменить барана.

— Но какая разница? Ведь он же все равно будет его убивать. Попытался бы лучше сбросить цену.

— Э-э-э, не-е-ет, — лукаво и самодовольно улыбнулся азербайджанец. — Ж`ивотное должно быть здоровым. Больное, кривое, тощее — не подходит. Дащь если просто рёг обломан — уже не подходит.

Очередь двигалась дальше, и через некоторое время своего барана получил и сын азербайджанца. Отойдя с отцом и Майским чуть в сторону, к самой стене, он в одиночку быстро скрутил животное, достал нож и, спешно произнеся ритуальные слова, ловко и легко прошелся им по горлу жертвы. После этого он вытер лезвие об шкуру и, взяв барана за морду, сильно выгнул ее к заду. Только сейчас Майский увидел, насколько глубоким в действительности был этот с виду незначительный порез: одним единственным движением сын азербайджанца вполовину рассек животному шею. Когда же молодой человек завел барану голову, из раскрывшейся раны сплошным парящим потоком хлынула еще теплая густая кровь, моментально заливая собой свежий выпавший накануне снег и превращая его в насыщенную ярко-алую кашу.

— Нущно щтоби кровь витекля… Пока вся кровь не витечет разделивать нельзя, — решил пояснить происходящее азербайджанец, несколько смущенный