История Кубанского казачьего войска - Федор Щербина

Запашки казаки производили длинными нивами и первоначально пользовались землями на правах первой заимки. Кто где хотел и сколько хотел, тем и пользовался. Но с первых же шагов водворения казаков на Кордонной линии военное начальство заботилось о том, чтобы как пашни, так и сенокосы у казаков были по возможности смежные, в одном определенном месте или в клину. Того требовали чисто военные условия казачьей жизни. При скученности работавшего в поле населения легче было давать отпор черкесам, вторгавшимся на казачьи земли. Да и самые работы производились в подавляющем большинстве случаев под прикрытием военной силы, а приставлять охрану ко всякому казаку или к каждой небольшой группе их в отдельности было невозможно.

Разные виды скота выпасывались на подножном корму в общественных стадах. Это вытекало уже из условий общежития и выгод по совместной охране животных. При алчных стремлениях горцев к поживе казачьим скотом этот порядок землепользования имел свои невыгоды. Раз черкесы удачно нападали на общественные стада, они угоняли весь скот за Кубань и обездоливали, таким образом, поголовно всю станицу. Чтобы лучше охранить скот от хищений воинственных соседей, казаки увеличивали количество пастухов, выгоняли в поле и пригоняли домой стада утром и вечером только в определенные часы, а часто, сверх того, ставили и скот под военную охрану. Оберегать скот приходилось не столько от зверей, сколько от полудиких соседей – закубанцев.

Свободных поступающих пространств было много, и это способствовало, конечно, развитию хуторских форм хозяйства. Казаки были склонны к тому. Но хуторское хозяйство подвергалось еще большему риску, чем станичное. Здесь уж пронырливые черкесы могли живиться казачьим добром часто совершенно свободно и безнаказанно. Тем не менее обстоятельство это не останавливало казаков в устройстве хуторов. Так, г.-м. Шеншин сделал инспектору Кавказской кавалерии г.-л. Шепелеву, а последний главнокомандующему князю Цицианову представление о том, что новодонские, или екатеринославские, казаки станицы Ладожской просили в 1803 году завести хутора на р. Бейсуге и на Бузиновой балке. Цицианов разрешил устройство хуторов, но при непременном условии, чтобы места под хутора предварительно были осмотрены и признаны по местоположению безопасными. По словам А. Ламанова, казакам Кубанского полка «предписано было завести хутора и устроить мукомольные мельницы». К хуторам высылались постоянное прикрытие и казачьи разъезды, а хутор Лосев, существующий в настоящее время с самостоятельным управлением, был устроен одним из первых. По свидетельству Дебу, казаки Кавказского полка имели свои хутора и мельницы по болотистым запольным речкам. Вообще же хуторское хозяйство было слабее развито у старолинейцев, чем у черноморцев. На это, помимо военных условий, несомненно, влияли и национальные особенности населения – большая склонность к хуторскому хозяйству малороссов сравнительно с великороссами, а на Старой Линии преобладающей элемент составляли эти последние.

В числе других угодий старолинейцы имели в своем распоряжении достаточное количество леса. В Кавказском полку, по словам Дебу, в лесе не было недостатка, а в Кубанском леса было «достаточно, даже изобильно», если бы лес «был предоставлен в пользу полка». Лес хищнически истреб-лялся казаками. В августе 1802 года подполковник Дияков донес генералу Кноррингу, что, по сообщению постовых начальников, лесу строевого на правой стороне Кубани было «весьма мало». Его истребили переселенцы ближайших крестьянских селений, частью увезшие уже лес в селения, а частью оставившие громадные запасы нарезанных бревен на месте. Они продолжали также выезжать большими партиями для рубки и вывозки строевых материалов. Ввиду такого нехозяйственного пользования лесами, подполковник Дияков воспретил вывозку леса за исключением одного валежника.

В таких-то условиях вело свое хозяйство казачье население Кубанского и Кавказского полков. Здесь, как в Черномории, не было ни морских, ни лиманных рыболовных угодий, ни соляных озер и промыслов, ни даже винной монополии. Казак должен был довольствоваться почти исключительно тем, что давала ему и его скоту земля.

И несмотря на это, старолинейные казаки в хозяйственном отношении стояли в более выгодных условиях, чем черноморцы. Причины этого крылись в самой системе заселения Кубанской линии. Черноморцы, занявши куренями всю свою обширную территорию, посылали казаков на Кордонную линию, отрывая рабочие руки от хозяйства и семьи. Дома надолго оставались совершенно беспомощные члены семьи. Старолинейцы жили в станицах на самой Кордонной линии, покидая хозяйство и семьи только в дни тревоги, походов и очередных нарядов по службе. Конечно, и это было довольно серьезное неудобство, но не в такой мере, как у черноморцев. Важно было, чтобы за хозяйством наблюдал хозяйский глаз.

Из общественных бедствий наибольшим злом для казачества Старой Линии были эпизоотии скота. Скот часто болел и падал. Особенно опустошительно действовала чума. В 1808 году чума на рогатом скоте появилась в Усть-Лабинской станице. Потребовалось изолировать станицу и запретить въезд в нее на быках. Чума была локализована и не распространялась дальше. Еще большее зло представляла чума на людях. Ее переносили на правый берег Кубани черкесы и русские войска, совершавшие экспедиции за Кубань. Особенно сильная чума свирепствовала на Старой Линии в 1812 году. Началась она в селениях нынешнего Георгиевского уезда и отсюда перешла на Старую Линию. Обычные приемы борьбы с чумой – карантины, сжигание вещей, окуривание их и т.п. – не столько задерживали чуму, сколько ложились тяжелым гнетом на население. В 1813 году нарядами в карантины из одного только Кавказского полка было занято 235 казаков, при 12 пятидесятниках и 5 офицерах. Эпидемии и эпизоотии были, конечно, временными бедствиями, но тяжело ложились на экономический быт казака.

Тем не менее казаки Кубанского и Кавказского полков, устроившись на страже по границе Старой Линии, сумели более или менее удачно разрешить сложную задачу ведения казачьего хозяйства наряду с казачьими обязанностями по охране границ от черкесов. Бывали дни тяжелой годины, терпели казаки от общественных бедствий, но это не останавливало поступательного роста экономической жизни. Современники рисуют старолинейного казака более обеспеченным материально, чем черноморца. По словам Дебу, у населения Кубанского полка хлебопашество составляло главную статью дохода. Кубанцы снабжали хлебом Черноморию, а ободьями почти все окружные селения и Черноморское войско. О казаках Кавказского полка тот же Дебу отзывается, что «трудолюбие и радение к домоводству» выгодно выделяло их из всех прочих казаков, что скотоводство у них было «в изобилии», а хлебопашество находилось «в цветущем состоянии», и что, пользуясь наравне с казаками Кубанского полка выгодами от этого промысла, они имели под рукой еще и отличные рыболовные места по Кубани. У кубанских казаков были прекрасные сады по р. Егорлыку и мельницы, а также водился в изобилии скот, хотя для этого и недоставало запольных речек. Быть может, генерал Дебу придал слишком яркую окраску положительным сторонам экономического быта казака-старолинейца, но он был очевидцем того положения, в котором находились Кубанский и Кавказский полки в двадцатых и тридцатых годах, и сам служил на Кордонной линии. По собранным самим же Дебу статистическим сведениям, в 1816 году в Кубанском полку числилось на 904 двора и 7756 д. обоего пола, 6206 лошадей, 24 034 голов рогатого скота и 35 994 овец, а в Кавказском полку на 984 двора и 7418 душ обоего пола – 3131 лошадь, 10 209 голов рогатого скота и 9727 овец. Другими словами, на каждый двор в Кубанском полку приходилось около 7 лошадей, 27 голов рогатого скота и 40 овец, а в полку Кавказском только по три лошади, по 10 голов рогатого скота и по 10 овец. Следовательно, у казаков Кубанского полка, как раньше занявших край, было в два слишком раза больше скота, чем у казаков Кавказского полка. Но и эти последние не могли также пожаловаться на особую бедность, тем более что у них, как у населения с преобладанием малорусского элемента, и семья была меньше, чем у кубанцев, да и жили они обеспеченнее черноморцев.