Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

суток с большими остановками где-то в тупиках, но не открывали вагонов. Стали высаживать в городе Алитусе. В нашем вагоне оказалось мертвых 27 человек, так было и в каждом вагоне. Идти до лагеря не могли, с трудом передвигались, только все сцепившись друг с другом. Конвойные ужасно били и некоторых добивали из винтовок. С нашим прибытием в Алитусе в лагере стало около 29 тысяч человек.

Пополнения больше не было, но за 4 месяца пребывания в нем осталось около 6 тысяч человек, остальных взяли голод и вошь. Я остался живым лишь потому, что лежал в лазарете. Там суп давали из чищеной картошки и хлеба по 200 граммов без вредных примесей. Ежедневно команда из пленных человек 10–12 во главе одного старика – литовца собирала мертвых, складывала их в штабель, как складывают поленницы дров, и ежедневно, делая много рейсов на лошади, также складывая штабелем на сани, увозила. Но под шумок торговли литовских женщин, приезжавших каждое воскресенье к лагерю, с конвойной охраной лагеря – табаком, салом на трофейные тряпки по 2–3 пленных каждое воскресенье убывали из лагеря. Из лагеря и я вывозился, но постигла неудача, и я очутился опять в лагере, а потом опять в Алитусе. Травили людей насекомыми, хлеб и суп давали специально для убийства. Евреев и всех черных, на личность схожих с евреями, ежедневно выискивали. И сразу в лагере расстреливали. Были случаи, когда расстреливали на наших глазах. Одного замечательного врача признали евреем – фамилия у него была украинская, и он себя выдавал за украинца. Схватили, зверски избили, вывели из санчасти и тут же застрелили. После него пристали ко мне, что я еврей, но вступились врачи и товарищи и доказали, что я русский, чуть-чуть не поплатился жизнью. Это зверство убийцам прощать нельзя. Однажды и нас, больных, взяли на завод, где пилили дрова. Во время обеденного перерыва выстроили всех в 4 шеренги и перед строем расстреляли 6 военнопленных, якобы за попытку к бегству. 5 человек упали сразу, а один упал, потом поднялся на локти, ему несколько раз стукнули в лоб прикладом, а потом выстрелом в лоб добили с употреблением бранных слов. Плохо то, что убивали не немцы, а продажные псы, их там называли «украинские добровольцы», и всего им было по 18–19 лет. Немецкие охранники стояли и смеялись: «Мы вас не убиваем, это делают ваши братья».

Далее я очутился в г. Каунасе. Сначала поселили в военные казармы, кажется, из красного кирпича, трехэтажные, окна все выбиты, за одну ночь пребывания там померзло много людей, потом раненых и больных отправили в форты, я попал в 9-й форт – подземный, где были одни офицеры. Мне кажется, этот форт я видел в кинокартине «Шаги в ночи». Там через проволочное заграждение пришлось быть свидетелем одной из трагедий. На наших глазах расстреливали большую группу евреев, у каждого на груди была пришита шестиконечная красная звезда и с какими-то пометками на спине. Возраст евреев был разный – молодые и старые, девушки и женщины, и даже матери с детьми на руках. В июле 1942 г. нас вывезли в Германию, где очутились в большом Нюрнбергском лагере. Его называли «лагерь смерти». Из этого лагеря здоровых отправляли на работы, а слабых помещали в отдельно выгороженные места на территории лагеря. Морили голодом, и они умирали. В начале сентября 1942 года я смог с группой здоровых выехать из этого лагеря в Бельгию, г. Шварцберг, на шахты, где пробыл до середины лета 1943 года. 17 ночных смен мне пришлось опускаться в шахту на глубину 1014 м. Там немцы издевались меньше, так как бельгийский народ защищал нас и на каждый издевательский случай рабочие, техники и инженеры бастовали в шахтах, а немецкие инженеры в шахту спускались с большой охраной. Учащиеся девушки и женщины врывались в колонну оборванных рабочих пленных и раздавали хлеб, овощи, фрукты, несмотря на то что конвоиры отталкивают, угрожая применить оружие.

Бельгийские рабочие каждую неделю увозили с шахты по одному и по два советских товарища. Эти увезенные товарищи вели определенную работу, имели в потайных местах радиоприемники, и ежедневно мы в лагере пользовались последними известиями из Москвы. И все это делалось через бельгийских полицейских и даже жандармов. В лагере нас было около 1200 человек, и все дышали одним желанием и одной верой в нашу победу. Но были и предатели, хотя нам их предавал как сам комендант лагеря – австриец, так и бельгийские полицейские, и мы сами их судили и даже уничтожали. Но, однако же, и я поплатился. Все было сделано, (чтобы) отправить меня из лагеря в специальной бельгийской машине, (спрятав) в сиденье у шофера. Но нашлись предатели, работавшие под руководством русского офицера – предателя, называли его господином лейтенантом Кравченко из так называемой Русской освободительной армии.

Из Бельгии меня в закрытой машине довезли до какой-то железнодорожной станции, потом впихнули в закрытый вагон, в котором везли таких, как я, 15 человек. Вагон был под большой охраной, и через двое суток высадили из вагона в германском городе Лимбурге. Так я очутился в Лимбургской тюрьме. Называли ее «Тюрьма смерти». Не знаю, куда остальных отправили, но меня посадили в одиночную камеру. В этой тюрьме были заключены люди многих стран, а больше всего советских и польских. В одном из разговоров через окно мне сказали, что из этой тюрьмы живыми не выходят.

Когда меня стали отправлять из бельгийского лагеря, я попросил свидания, хоть пятиминутного, со своими товарищами, с докторами бельгийским и русским (тоже военнопленный, но фамилию забыл). Мне это сделали. Свидание длилось около 20 минут. За это время мне бельгийские полицейские вручили трое часов и тут же их забинтовали бинтом к руке, с которой бесконечно лежал в госпиталях. Много мне надарили папирос, сигарет, хотя я и не курил, и мыла.

Вот на часы и сигареты в тюрьме и позарился охранник. Пока – говорит – нигде не успели зарегистрироваться, я могу высвободить из тюрьмы и этим самым спасти тебя от смерти. И так он меня вывозит в одну из больниц в этом же городе, там сдал меня врачу, а врачу сказал, что у меня остались еще сигареты и еще кое-что (часы). Врач меня подержал около 10 дней, затем переправил в другой город, за несколько сот километров, в сопровождении немецкого солдата по железной дороге. И так я появился в небольшом городе Бидбург (я не знаю, как он значится, но называли его г. Бидбург).