Время умирать - Уилбур Смит

— Иди назад, Матату. Выясни, насколько они действительно близки. А мы пойдем вперед и подыщем хорошее местечко, чтобы сразиться с ними.

Он тихонько хлопнул маленького друга по плечу и отпустил его. Шон проследил, как тот исчез среди деревьев, потом тщательно изменил выражение лица и направился к Клодии, стараясь идти свободным, беззаботным шагом, а подойдя к ней, придал голосу бодрости.

— Ну, как наша маленькая пациентка? — спросил он. — Мне она кажется довольно веселой.

— Хлорохин творит чудеса.

Клодия покачивала девочку на коленях, а та, как будто чтобы подтвердить улучшение здоровья, засунула палец в рот и застенчиво улыбнулась Шону. Он почувствовал, как эта улыбка совсем неожиданно растрогала его.

Клодия рассмеялась.

— Ни одна женщина не устоит перед твоими смертельными чарами. Ты обрел себе еще одну поклонницу.

— Типичная женщина. Единственное, чего они добиваются, так это бесплатно прокатиться. — Однако он нежно потрепал ребенка по кудрявой головке. — Ну ладно, милочка, ваша лошадка готова к гонкам.

Минни доверчиво протянула к нему ручонки, и он, закинув ее за спину, снова привязал малышку одеялом.

Клодия с трудом поднялась на ноги и на мгновение приникла к нему.

— Знаешь, что я тебе скажу? Ты намного мягче, чем хочешь казаться.

— Дурю тебе голову, да?

— Мне бы хотелось видеть тебя с твоим собственным ребенком, — прошептала она.

— Ну, ты совсем меня пугаешь. Пошли быстрее, пока тебе в голову не пришла еще более безумная идея.

Но эта идея застряла у него в голове, пока они бежали через лес, — собственный сын от этой женщины.

Он никогда даже и не думал об этом раньше, и тут, как бы поддерживая эту идею, из-за его плеча протянулась хрупкая детская ручонка, которая осторожно, словно порхающая бабочка, принялась гладить его бороду. Минни отплатила ему за ту ласку, которой он одарил ее несколько минут назад, и на какое-то мгновение у него перехватило горло, стало трудно дышать. Он взял эту маленькую ручонку в свою, она была шелковистой, хрупкой, как крылышко колибри, и его вдруг охватило чувство глубокого сожаления. Сожаления, что у него никогда не будет сына, не будет даже дочери. С ним почти покончено. Охотники уже совсем близко. Ему и его людям от них не убежать. Выхода нет, осталась одна надежда найти подходящее место для финальной сцены. А после этого ничего не будет: ни спасения, ни будущего.

Он был так поглощен своими тяжелыми мыслями, что даже не сразу заметил, как выскочил на открытое пространство. Клодия, бегущая впереди, остановилась так резко, что он чуть не натолкнулся на нее. Он остановился рядом с ней, и они огляделись в полном недоумении.

Лес исчез. Насколько хватало глаз, огромные деревья были снесены, словно гигантским ураганом. Остались только пни, сырые, сочащиеся соком, красным, как кровь. Там, где падали огромные стволы, земля была изрыта и перепахана. Светлые кучки опилок напоминали о тех местах, где были отпилены их ветки, где подгонялся до нужной длины ствол. А между сваленными в кучи ветками и сучками была видна дорога, по которой утаскивали драгоценные бревна. Мириам остановилась рядом с Шоном.

— Вот сюда наш народ и угнали работать, — тихо сказала она. — Пришли солдаты ФРЕЛИМО и забрали их валить деревья. Они сковали их вместе цепями и заставляли работать, пока у них на руках мясо не отделялось от костей. Они били их, как быков, и заставляли работать до тех пор, пока они не падали и не могли уже больше подняться.

— И сколько же сюда согнали народу? — спросил Шон. — Ведь столько деревьев уничтожили!

— Возможно, на каждое дерево умерший мужчина или женщина, — прошептала Мириам. — Они брали всех подряд, тысячи и еще десять раз по тысяче. — Она указала на горизонт. — Они теперь работают далеко на юге, а за собой не оставили ни одного дерева.

Шон почувствовал, как сквозь удивление начинает подниматься гнев. Это было не опустошение, а настоящее надругательство над всеми законами природы, над святостью самой жизни. Дело было не только в том, что этим деревьям требовалось около трехсот лет, чтобы достигнуть зрелости, которую можно было прервать, поработав несколько часов топором. За этим стояло большее, намного большее бедствие. Лес был домом для мириад разных форм жизни, насекомых и птиц, млекопитающих и рептилий, да и самого человека. А после этого опустошения все они погибнут.

Но этим все не кончалось. Сейчас, когда его собственная участь была предопределена, когда остались считанные часы его собственной жизни, Шона охватила пророческая меланхолия. Он понял, что уничтожение этого леса — не что иное, как символическое предсказание гибели всего континента. За несколько ближайших десятилетий Африка будет уничтожена собственной дикостью. Преграды, которые столетиями ставил этому колониализм, теперь пали. Возможно, цепи и были этими преградами, но, освободившись от них, народ Африки с самоубийственной беспечностью бросился вперед, к собственному уничтожению.

Шон почувствовал, как его колотит от бессильной ярости при виде подобного безумия, и в то же время ему было грустно и до смерти тошно при виде этой ужасной трагедии.

«Если уж мне суждено умереть, — подумал он, — то лучше сделать это сейчас, пока еще не уничтожено то, что я так люблю: земля, животные, люди».

Держа руку на плече Клодии и чувствуя за спиной маленькую черную девочку, он обернулся, чтобы взглянуть назад — туда, откуда они пришли. И в этот самый момент из леса выскочил Матату.

В его движениях чувствовалась отчаянная поспешность, а в сморщенном лице можно было прочитать страх смерти.

— Они совсем близко, мой бвана. Их ведут два следопыта. Я видел, как они работают, нам их с хвоста не сбросить. Очень хорошие следопыты.

— Сколько с ними солдат?

Усилием воли Шон отбросил мрачные мысли.

— Их так же много, как травы в долине Серенгети, — ответил Матату. — Они бегут, как свора диких охотничьих собак. Это решительные и отчаянные парни. Даже мы втроем долго против них не выстоим.

Шон собрался и огляделся. Вырубка, на которой они стояли, была естественной площадкой для убийства, лишенной всякого укрытия, за исключением пней по колено высотой. Эта открытая полоса тянулась примерно на двести метров, до того места, где начинали рубить ветки и сучки и скидывать их в кучи, которые теперь образовали естественные баррикады.

— Мы расположимся вон там, — быстро решил Шон и сделал знак Альфонсо двигаться вперед. Они бегом, все вместе, с женщинами в середине, пересекли открытую полосу. Мириам тянула за руку младшего брата. Альфонсо заботливо бежал рядом. Крупный шанган был тяжело нагружен рацией, боеприпасами и прочим снаряжением, которое они добыли в засаде на Сави, и тем не менее, когда Микки уставал, он нес его на руках, только изредка и ненадолго ставя его на ноги. Три шангана, мужчина, женщина и мальчик очень быстро образовали внутри отряда свою собственную общину, держась вместе благодаря племенным законам и естественной привязанности. Шон знал, что он может положиться на Альфонсо и тот позаботится о своих собратьях, поэтому мог сосредоточиться на собственных подопечных — Клодии, Матату, а теперь еще и этой маленькой девочке.