Ледяная трилогия - Владимир Сорокин

– Мы все здесь в равных условиях, черт возьми! – воскликнул конопатый швед с ежиком белых волос.

– Ольга, делай правильный выбор!

– Думай, Ольга!

– Замолчали все! – хлопнула в ладоши Салли. – Читаем!

И снова раскрыла «Фиесту».

Кэли встала, поставила «Хоббита» на полку и вышла, чертыхаясь. Бьорн тяжело вздохнул, косясь на телекамеру. Ольга повернулась к нему.

– Невыносимо… – прошептал он, вытирая пот с бледного лица.

– Двенадцать минут.

– Иногда время как резиновое, – пробормотал он. – Тянется, тянется…

– А потом – рвется.

– Да. Потом рвется.

Ольга вздохнула, встала:

– Ладно. Пойду выпью воды.

– Хорошая идея! – нервно усмехнулся Бьорн.

Ольга поставила на полку Фицджеральда и пошла в «Ветчину». Бьорн поплелся за ней. В «Ветчине» чувствовалось общее напряжение: женщины сидели на кроватях, каждая в своей компании, разговоры стихли. У всех в руках были стаканчики с водой. Возле автопоилки на полу сидели француженки. Обнявшись, сплелись руками, прижались русыми головами. Ольга подошла, переступив через чьи-то ноги, вытянула из автопоилки пластиковый стаканчик, поставила в нишу, нажала синюю кнопку. Полилась холодная вода. Француженка с роскошной гривой мелких золотистых кудряшек подняла некрасивое, прыщавое и длинноносое лицо, вперилась в Ольгу большими серо-синими глазами. Ольга взяла наполнившийся стаканчик, поднесла к губам, отпила немного. Холодная вода успокаивала.

– Хочешь с нами? – спросила француженка.

Ольга отрицательно качнула головой. И пошла к своей кровати.

«Просто не надо смотреть на часы…» – уговаривала она себя.

Села на одеяло. Отпила. И глянула на часы: без четырех минут. Вошли Салли, итальянка и две украинки. Ольга пила воду маленькими глоточками.

«Юность – всегда сон…» – вспомнила она, глядя в пластиковый стакан.

– Минута! – произнесла Салли.

И сразу все ожили и зашевелились. Побросав свои вещи, взяв стаканчики с водой, женщины пошли в коридор.

«Ну вот. Восьмой раз…» – подумала Ольга, смешиваясь с толпой и стараясь не расплескать воду.

В коридоре все смешались – мужчины и женщины. Толпа подошла к большой двери матового стекла. Дверь светилась голубым. Разговоры и бормотание стихли, толпа напряженно замерла. Все узники бункера стояли у двери с пластиковыми стаканчиками, наполненными водой. Прозвучал переливчатый сигнал, дверь открылась. Толпа стала медленно и напряженно втискиваться в небольшое проходное помещение, освещенное голубоватым светом. В стене напротив двери виднелись пять окошек. Возле окошек неподвижно застыли двое охранников с дубинками. Узники сразу же выстроились в пять очередей. Стоя тесно, прижимались друг к другу, но старались не толкаться, чтобы не пролить воду. Прижавшись к спине какой-то прихрамывающей украинке, Ольга бережно держала стаканчик у своей груди, накрыв сверху ладонью. Сердце ее сильно билось. Его удары прочистили голову от хаотичных мыслей. Ольга смотрела только вперед, двигаясь к голубоватому окошку. Кто-то коротко вскрикивал, кто-то толкался. Но спокойствие толпы подавляло нервных одиночек. Толпа ползла к окошкам. Каждый получал свое и сразу же выходил из голубой комнаты.

Наконец подошла очередь Ольги. Склонившись к окошку, она приложила выступ на своем ошейнике к металлической пластине. Пропищал сигнал, и из окошка выкатились две прозрачные таблетки с оттиснутым «ICE». Ольга схватила их и сразу же проглотила, запив водой. Кинула стаканчик в контейнер и вышла из «вратарской», как прозвали это голубое помещение. Сердце ее билось все сильнее.

«Сразу пойду к шведам…» – подумала она.

Сзади послышался шум, взвизги и крики: кто-то пытался отнять у кого-то таблетку.

«Начинается…» – Ольга прошла по коридору, свернула в «Ветчину». Там уже образовывались группы, рассаживались, готовясь к путешествию. Но шведского угла здесь не было.

«Шведы сегодня в “Гараже”!» – догадалась Ольга.

Ее стали ловить за руки француженки и гречанки, румынки и украинки, бормотать, уговаривать. Альбинос-исландец кинулся ей под ноги, схватил за колени, зашептал по-исландски, бодаясь потным от желания лбом. Из его истеричного шепота со слюной вываливалось лишь одно понятное слово:

– Бонус!

Заткнув уши, Ольга бросилась в «Гараж». И сразу заметила шведский угол: человек десять уже сидели на полу, готовясь. Она подошла, пробормотала что-то, протянула дрожащую руку, рухнула на колени, стала трогать сидящих. Ее ждали, ее приветствовали радостно, трогая такими же дрожащими руками, расступались, тянули. Глаза, голубые и синие, бледно-небесные и глубоко-морские, смотрели в упор, лучась и поблескивая, обещая разделенную на всех радость. Трепеща, она втиснулась, влилась, взялась за влажные от волнения руки, чувствуя, как нарастает сердечная волна, как распирает грудь, как кружится голова, как стучит кровь в висках. Сила шведского угла потрясала.

«Вот оно… уже!» – Она сладко закрыла глаза.

Подходили новые, только что проглотившие свою порцию счастья, садились, прижимались тесно, брались за руки крепко, неразрывной цепью сладкого предчувствия. Появилась Лиз, коснулась, укоренилась, укрепляя собой угол радости, дрожа красивыми губами. Возникли среброкудрый грек и огненно-рыжий израильтянин, плечистый небесноокий швед с обезображенным лицом и розовощекая, бритая наголо американка. У всех были бонусы. Все жаждали счастья.

«Лучшие здесь!» – радостно пульсировала Ольгина кровь.

И – наступал миг полета. Вцепившись в товарищей по радости, она закрыла глаза. Но провалиться в прелестное и радостное не дали – холодные чужие руки выхватывают из угла:

– Преступница! Она сожрала Лед!

Сильные руки тянут, волокут по коридору. Она же чувствует каждой клеткой, как в животе тают, тают, тают, тают две льдинки, две божественные, неповторимые, дающие радость неземную. О, лишь бы они успели растаять! Еще несколько мгновений! Тайте, тайте, тайте быстрее, родные мои, тело мое хочет вас, тело мое плачет от желания, тело мое сосет вас и стонет…

– Раскройте ей рот!

Беспощадные лица, холодные глаза, жесткие руки в резиновых перчатках. Разжимают зубы, вставляют стальную распорку, рот раскрывается больно, против воли.

– Зонд! – Пластиковая змея лезет в горло, ползет по пищеводу, раздвигает и не дает дышать.

Бьется тело, извивается в руках, но держат крепко, крепко, крепко, и там, в желудке, проворная змея всасывает милые, нежные, родные и желанные льдинки, не дав им раствориться, и нечем уже, нечем уже дышать, дышать, дышать…

Ольга вскрикнула.

И проснулась.

– Что с тобой? – лежащая рядом Лиз положила ей руку на грудь. – Ты вся мокрая…