Моё имя - Анастасия Соболева

Вик, но я оставлю тебя ненадолго. Ты абсолютно прав: хуже всего сейчас вовсе не мне и вместо того, чтобы предаваться самобичеванию, я должен сделать всё возможное, дабы спасти девушку, которую так сильно люблю.

— Тогда… чего же ты ждёшь?

Распахнув окно, я вдохнул свежий ночной воздух и посмотрел вниз — на ту часть замка, где должно было располагаться королевское подземелье. Материализовал позади себя два чёрных крыла, покрыл тело перьями и выпорхнул в непроглядную темноту, готовую от каждого моего взмаха покрыться трещинами и разлететься по миру сотней звенящих осколков. После этого обернулся и посмотрел прямо на Вика. Следующую фразу сказал довольно-таки тихо, и теперь могу лишь догадываться о том, что означала лёгкая улыбка, осветившая лицо мужчины, за последние пару дней, постаревшего на многие годы.

— Спасибо… отец.

***

Когда решётка от тюремной камеры отъехала в сторону, как-то неосознанноя прикусил нижнюю губы и даже не обратил внимания на стекающую по подбородку тёплую каплю крови. Ада сидела на холодном полу босиком, в одном лишь тоненьком светло-голубом, местами порванном и вымазанном в грязи, платьице. От её запястий вверх тянулись толстые цепи, пресекающие всякие попытки устроиться поудобнее. Однако вовсе не это вызвало во мне необузданную волну гнева и злобы. Побои, синяки, местами засохшая кровь — всё её тело было покрыто ими с ног до головы. Девушка слегка дрожала во сне, пока тёплый пар вырывался из окоченевших в страшном холоде губ. Дьявол тебя побери, Лудо Девериус! В том, что её побои — твоих рук дело, мне даже не приходится сомневаться. Только ты мог позволить себе ударить парису самого короля. Я же приказал хорошо обращаться с ней, несмотря ни на что! Опять идёшь против меня? Мстишь ей за волосы? Или за то, что она человек, которого твой младший брат любит так сильно? Ну, ничего — в этот раз, братец, ничто не сойдёт тебе с рук просто так. Клянусь памятью о Гарольде Девериусе — нашем почившем отце.

Ада спала, однако, услышав скрип заржавевшей решётки, медленно приоткрыла глаза и подняла голову вверх. Осторожно. Так, словно готовилась посмотреть на яркое солнце, что при одной лишь ошибке ослепит её навсегда. Оно и не удивительно — в своём теперешнем состоянии девушка просто-напросто не была способна на резкие телодвижения. И вновь мне захотелось использовать метку на брате прямо отсюда.

— Сирил? — из её глаз моментально пропала сонливость, а сама париса попыталась встать, видимо, позабыв о том, где и в каком положении сейчас находится. — Ты всё-таки пришёл. Или… это сон?

— Нет, я здесь. Прости, что заставил ждать так долго, — я опустился на пол рядом с девушкой, дабы она чувствовала себя пусть и слегка, но комфортнее, а насчёт ответа — что ещё я мог ей сказать?

— Всё в порядке, я понимаю, — по лицу Ады пробежала тень мрачной улыбки. — Нет ничего странного в том, что ты возненавидел меня после случившегося.

— Это не так! Я не смогу возненавидеть тебя, даже если захочу!

«На самом деле я просто, словно какой-то мальчишка, боялся узнать, что это ты теперь испытываешь ко мне столь отвратное чувство», — слава всему, удалось проговорить эти слова в голове, а не наяву.

— Правда? — переспросила девушка слегка недоверчиво.

— Конечно, даже не сомневайся, — в тот момент желание обнять парису было неописуемо сильным, однако я отлично понимал, что столь эгоистичное действие принесёт ей лишь очередную порцию боли (и почему медлил с визитом так долго?! настоящий придурок!). — Ада, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Дело в том, что… Проблема в том… Я должен спросить…

— Ты хочешь знать, виновна я или нет, — не спросила, но заявила избитая до полусмерти париса. — Скажи это прямо — не нужно ходить вокруг да около.

— Сейчас не время для колкостей! Но ты права: я хочу знать именно это. Что покажет завтрашний ритуал?

Девушка глубоко вздохнула, после чего заскрипела зубами, слегка вскрикнула от резкой боли по всему телуи повернулась так, чтобы иметь возможность смотреть мне прямо в лицо.

— Он покажет, что я никак не связана с «Красным пламенем» — это и ничего иного.

— Ада, пожалуйста, скажи мне правду — иначе я никак не смогу тебе помочь. Давай будем откровенны друг с другом, ладно? Я весьма сильно сомневаюсь в столь положительном ответе. Древнюю магию не обмануть просто так, понимаешь? Поэтому, прошу, доверься мне — и я обязательно сделаю всё возможное, чтобы вытащить тебя из этой петли. Увезу из дворца или ещё что-то…

— Сирил.

— Да?

— Верь мне. Верь в меня.

И вновь я увидел его — неописуемо-волшебный взгляд, что покорил меня ещё при первой нашей с ней встрече. В глазах Ады пылало самое, что ни на есть настоящее пламя. Огонь, сотканный из непобедимой воли, бесстрашия и желания жить, бушевал в них смерчем и ураганом. Девушка не моргала — мы с ней играли в гляделки со ставкой, известной обоим даже без предварительных обсуждений. Проигравший должен (обязан!) подчиниться воле противника. Именно таким было единственное правилозатеянной Адой игры. Игры, в которой я сдал позиции очень и очень быстро. На самом деле, до сих пор не могу понять, сделал это осознанно или нет. Возможно, мне просто хотелось отдать ей победу. Пожалуй, мне просто хотелось верить в то, что завтра париса утрёт нос всей этой зазнавшейся стайке аристократов, как не раз уже делала.

— Хорошо, — сдался я, вставая и направляясь к выходу. — Однако не смей умирать. Это приказ короля.

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество.

Решётка закрылась, и крошечная камера в самом конце подземелья вновь погрузилась в мрачную тишину — так, словно ничто её сегодня и не тревожило, так, словно никакого ночного гостя в ней сегодня и не было.

***

Порою я весьма сильно сожалею о том, что отец не воспитал меня трусом. Ведь в противном случаемне не пришлось бы быть свидетелем всего этого «празднества». Я мог просто сбежать, спрятаться у себя в комнате и уже там дожидаться его результатов. Но нет — это не про Сирила Девериуса, короля всего живого и сущего в этом мире. Я должен сидеть в самом центре тронного зала, гордо расправив плечи на королевском троне, и изо всех сил стараться не дать уже давно кровоточащему сердцу разорваться на части.

Десятое сентября, десять часов утра, тронный зал родового замка Девериусов, время суда над парисой Адой Норин.

Сейчас здесь собралась практически вся эксильская верхушка. Знатные дамы, уважаемые джентльмены, их любовники и любовницы — все