Черный разрушитель - Альфред Элтон Ван Вогт

Прежде чем Гроувнор успел взять слово, по общей линии послышался голос психолога Зайделя:

— Директор Мортон, я тут говорил со многими. Складывается впечатление, что большинство все время видели зверя, но люди не исключают, что зверь мог на какие-то минуты исчезать с глаз. Мне самому казалось, что он все время околачивался где-то рядом. Но я припоминаю, что были моменты, и, пожалуй, достаточно длительные, когда он исчезал из виду.

Гроувнор вздохнул и отказался от намерения говорить. За него все сказал другой.

Прервал паузу Кент, который гневно заявил:

— Я считаю, нельзя играть с судьбой. Нужно прикончить негодяя, пока он не нанесет нам новых бед.

— Корита, вы далеко? — спросил Мортон.

— Здесь, возле убитого, директор.

— Корита, вы там с ван Хорном и Кранесси походили по городу. Вам не кажется, что киса — потомок основных обитателей этой планеты?

Корита, как заметил Гроувнор, стоял недалеко от Смита в окружении своих коллег по отделу археологии.

Высокий японец заговорил медленно и почтительно:

— Директор Мортон, тут присутствует какая-то тайна. Взгляните на эту величественную линию горизонта. Обратите особое внимание на контуры архитектурных сооружений. Создатели этого мегаполиса были близки землянам. Здания не просто украшены, а украшены соответственно стилю. Вот дорическая колонна, вот египетская пирамида и огромный готический собор — все они будто вырастают из земли, прочные, с долгой, большой судьбой. Если этот одинокий, опустошенный мир рассматривать как планету-мать, то она должна была быть для обитателей любимым местом, несущим тепло, дарящим духовные силы. Эффект усиливают извилистые улицы. Те механизмы, что встречались нам на улицах города, доказывают, что жители планеты разбирались в науке и технике, но прежде всего они были художниками. Поэтому они не стали строить геометрически правильные города и ультрабессмысленные мегаполисы. Тут присутствует художественная непринужденность, глубокое, радостное чувство, отраженное в изгибах и нерегулярности устройства домов, дворцов и проспектов; тут ощущается сила, божественная уверенность в себе. Это не загнивающая, затасканная веками существования цивилизация, а молодая, энергичная культура, уверенная в себе и сильная знанием своей конечной цели. И вдруг — конец. Резко, словно у них была своя Битва Титанов и она стала рушиться, как древняя магометанская цивилизация. Или будто в один прыжок она перескочила через века процветания в эпоху борьбы и распрей. Как бы там ни было, у нас нет сведений ни об одной культуре во Вселенной, сделавшей столь резкий скачок. Преобразования всегда происходят постепенно. И первый шаг к упадку — подвергать безжалостному сомнению все, что прежде было свято. В результате начинается утрата внутренней уверенности, убежденности. Прежде бесспорные истины рушатся перед безжалостной критикой ученых и аналитиков. Скептик становится опорой расы. Но я бы сказал, что эта культура разрушилась мгновенно, в самом расцвете. Социологически такая катастрофа сопровождается крахом морали, крушением идеалов, что возвращает человека к состоянию скотской агрессии. Появляется черствое безразличие к смерти. Если все, что я сказал, соответствует действительности и если этот кот — потомок подобной расы, тогда он может быть коварным ночным вором, хладнокровным убийцей, который ради зернышка способен перегрызть глотку родному брату.

— Хватит! — грубо прервал его голос Кента. — Директор, я готов быть его палачом.

— Я против, — резко прервал его Смит. — Послушайте, Мортон, мы не должны убивать кота, даже если он виновен. Это же биологическая сокровищница!

Смит и Кент гневно взглянули друг на друга.

— Мой дорогой Кент, — медленно и внушительно проговорил Смит, — я весьма ценю желание вашего химического отдела засунуть кису в реторты и выявить химический состав его крови и плоти. Но вынужден предупредить вас: вы чересчур спешите. Биологический отдел нуждается в живом организме, а никак не в мертвом. Чувствую, что и физики не отказались бы от возможности заняться им, пока он жив. Так что боюсь, что вы — последний в этой очереди. Смиритесь, пожалуйста, с этой мыслью. Вам он достанется через годик, не раньше.

— Я смотрю на это не с точки зрения ученого, — угрюмо ответил Кент.

— А надо бы с нее, ведь Джарвей мертв и ничто не поможет ему.

— И все же прежде я человек, а уж потом — ученый, — хрипло возразил ему Кент.

— Поддавшись эмоциям, вы готовы разрушить ценнейший образец?

— Я готов уничтожить эту тварь, потому что в ней заключена неведомая опасность. Мы не можем больше рисковать людьми.

Спорящих остановил Мортон. Он задумчиво сказал:

— Корита, я склонен принять вашу теорию в качестве рабочей гипотезы, но у меня возник один вопрос. Возможно ли, чтобы здешняя культура была более поздней, чем культура нашей всегалактической системы?

— Вполне вероятно, — ответил Корита. — Кот, по-видимому, представляет культуру середины десятой цивилизации этой планеты, в то время как наша, насколько известно, проходит восьмой виток цивилизации Земли. При этом каждая из десяти цивилизаций планеты должна была заново возникать на обломках предыдущей.

— В таком случае наш кот не имеет никакого понятия о наших подозрениях?

— Нет, для него это было бы откровением.

Коммуникатор донес беспощадный смешок Мортона и его приговор:

— Ваше желание исполнено, Смит. Мы даруем коту жизнь. А если произойдет что-то фатальное, то теперь, когда мы с ним познакомились, виною тому будет наша беззаботность. Нельзя, конечно, исключить, что мы ошибаемся. Мне, так же как и Зайделю, показалось, что зверь был все время на виду. Так что наши подозрения, возможно, совершенно напрасны. Ведь на планете могут существовать и другие опасные животные. — Он резко переменил тему разговора: — Кент, что вы думаете делать с телом Джарвея?

— Не будем спешить с его похоронами, — с горечью отозвался главный химик. — Проклятый кот что-то хотел извлечь из его тела. Похоже, он ничем не воспользовался, но вполне вероятно, что мы чего-то не заметили. Я собираюсь выяснить, что именно, и тем самым пригвоздить его к стенке, чтобы вы убедились в его вине.

3

Вернувшись на корабль, Эллиот Гроувнор поспешил в свой отдел. Табличка на двери гласила: «Отдел некзиализма». За дверью находились пять комнат общей площадью сорок футов на восемьдесят. В них были установлены все те машины и аппараты, которые потребовал у правительства Центр некзиализма, так что в помещениях было довольно тесно. Закрыв за собой дверь, Гроувнор оказался наедине с собой.

Поудобнее устроившись за столом, он принялся за письменное сообщение директору Мортону. Он проанализировал возможное физическое строение кошкоподобного обитателя этой холодной, заброшенной планеты и особо подчеркнул, что такое зрелое чудовище нельзя рассматривать просто как биологическую сокровищницу. Такой подход опасен, так как позволяет людям забыть, что существо может иметь свои собственные побуждения и желания, в основе которых лежит чуждое человеку мировосприятие. «У нас есть достаточное количество доказательств, — диктовал он в магнитофон, — чтобы сделать, как мы, некзиалисты, это называем, „Заявление руководству“».