Хищник. В 2 томах. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

— Oukh, sebastós, — ответил я, — у нас не было возможности узнать, добрался ли уже мой собрат маршал до Равенны. Но я полагаю… тот император, кто первым заключит с Теодорихом соглашение, и будет владеть захваченным городом.

— Ты действительно так полагаешь? Хорошо, я обдумаю условия Теодориха. Он просит возобновить ежегодную выплату consueta dona за поддержание мира на северных границах империи. Однако я связан обязательствами перед другим Теодорихом и плачу ему за ту же самую службу три сотни либров золотом. Получается, что мне придется отобрать деньги у одних, чтобы платить другим?.. Siopáo![263] — рявкнул он, когда мы с Рекитахом уже открыли было рты. Мы тут же снова захлопнули их, а Зенон продолжил: — И еще одно. Теодорих просит гарантий, он хочет, чтобы земли Нижней Мезии, которые в данный момент занимает его племя, были отданы остроготам в постоянное владение. Но вам, kúrios presbeutés и kúria Амаламена, следует знать, что на эти самые земли есть множество претендентов. Например, их желает получить племя другого Теодориха.

Рекитах выглядел униженным из-за того, что его народ презрительно назвали племенем. Да и у меня, полагаю, вид был не лучше. Одна лишь Амаламена совершенно не смутилась и вежливо сказала:

— Прости меня, sebastós. Сайон Торн и я только что проделали долгий путь сюда с самого Данувия. Между землями нашего народа и землями фракийских греков, к северу отсюда, мы не видели ни колонистов, ни поселенцев, кроме нескольких прибывших туда венедов. Но ведь они не являются гражданами Рима, и потому им не могут позволить претендовать на какие-либо земли.

Зенон кашлянул и произнес:

— Кроме мирских претендентов есть еще христианская церковь.

— Церковь?

— Видишь ли, kúria, поскольку вы наслаждаетесь завидной привилегией не быть вовлеченными во все это, ибо принадлежите к еретикам-арианам, то, возможно, не знаете, что самым большим землевладельцем во всей империи является христианская церковь. Когда-то реки отмечали границы между государствами, но теперь эти реки просто протекают по многочисленным угодьям, лесам или цветущим садам многочисленных церковных владений. Церковникам ведь не откажешь в просьбе, хотя им и просить-то особо не приходится. Любому дарителю земель, будь то крестьянин или император, священники обещают вечное блаженство на небесах. Да, все это дело гораздо серьезней… но ouá! — Он всплеснул руками. — Это слишком долго объяснять.

— Позволь мне, sebastós, — сказал Мирос и с помощью переводчика объяснил мне и Амаламене: — Каждый из пяти архиепископов христианской церкви старается увеличить и упрочить свои власть и могущество, в надежде возглавить церковь. Естественно, великий басилевс Зенон благоволит нашему епископу православной церкви Акакию здесь, на востоке. Но император должен заботиться также и о тех своих многочисленных подданных на западе, которые придерживаются католицизма. В то же самое время ему приходится сглаживать все противоречия и умиротворять требования многочисленных и, заметьте, враждебно настроенных друг к другу многочисленных сект обеих церквей. Эти христиане дерутся прямо на улицах и уничтожают друг друга во имя мелочных различий в своих доктринах. Тем не менее, когда доходит до пожалований…

— Теперь позволь мне, — прервал я его намеренно грубо и резко. — Один пункт, если уж вдаваться в эти тонкости, остается неясным. — Мирос, Сеуфес и Рекитах изумленно смотрели на меня, пораженные такой наглостью, но я продолжил: — Я не услышал, что же такого конкретного, осязаемого предложили Зенону многочисленные претенденты или поселенцы — Косоглазый Теодорих, скловены, алчные патриархи церкви — в обмен на эти земли. Мы с принцессой прибыли сюда, чтобы, образно говоря, вручить императору Зенону ключи от весьма внушительного города Сингидуна.

Тут все в зале, включая Амаламену, повернулись, чтобы взглянуть на императора, словно ожидали, что он, подобно Юпитеру, метнет молнию. Но он удивил меня, сказав:

— Presbeutés говорит правду. Воины вроде его и меня считают, что дела важнее слов и нечто реальное намного важнее, чем обещания. Город, который господствует над всем Данувием здесь, на грешной земле, я думаю, предпочтительней любой призрачной надежды обрести блаженство на небесах после смерти. Однако, kúrios, я потребую предоставить мне исключительные права на этот город.

Я сказал:

— Я думаю, что они у тебя уже есть, sebastós, если ты этого желаешь. Из того, что я слышал об этом новом, совсем еще юном августейшем императоре Рима и о его регенте-отце, можно заключить, что они слишком оберегают свой трон, чтобы брать на себя ответственность и заключать хоть какие-то соглашения. Хотя я могу предложить, чтобы ты поставил на соглашении дату падения Сингидуна. Даю тебе слово от имени короля Теодориха — и его сестра, которая присутствует здесь, станет свидетельницей и торжественно это подтвердит, — что твои притязания будут рассмотрены в первую очередь.

— Слово воина и свидетельство прекрасной принцессы — этого мне, конечно же, вполне достаточно. Мирос, позови grammateús[264], чтобы я мог, не откладывая, продиктовать соглашение.

Рекитах жалобно заскулил, но Зенон заставил юношу умолкнуть, бросив на него еще один свирепый взгляд, и продолжил, обращаясь ко мне и принцессе:

— Я пожалую народу Теодориха земли Мезии в вечное владение. Я снова стану ежегодно платить остроготам consueta dona. Более того, я верну Теодориху титул, который носил его отец во времена Льва Первого, — magister militum praesentalis[265], главнокомандующий пограничными войсками Восточной империи.

Принцесса вся засветилась от радости, а я пробормотал:

— Премного благодарю, sebastós.

— Я пришлю также grammateús в xenodokheíon, чтобы составить еще один документ — о том, что мои права на Сингидун будут исключительными. Затем, как только мы поставим подписи и печати и обменяемся документами, я хочу, чтобы ты немедленно отбыл и как можно скорее отвез соглашение Теодориху в Сингидун. Мне не по душе так поспешно выдворять гостей, но я верю, что вы оба еще вернетесь сюда вместе с нашим почтенным magister militum Теодорихом, — тогда вы и сможете спокойно насладиться всеми прелестями Константинополя.

* * *

Амаламена продолжала как девчонка радоваться, пока мы с ней в сопровождении все тех же слуг, стражников и музыкантов ехали обратно в гостевой дом. Затем она громко рассмеялась, чуть ли не заглушив звучащую вокруг нас музыку, и воскликнула:

— Ты сделал это, Торн! Ты получил от императора все, что хотел Теодорих, и даже больше!

— Нет, принцесса, не я. Аристотель был прав. Это твоя красота смягчила сердце грубого и вспыльчивого старого воина. Твои красота и обаяние. Ты еще одна Клеопатра, новая Елена Прекрасная!