Золотой шут - Робин Хобб

Чейд принял решение, и у меня сжалось сердце, когда он быстро встал, чтобы побыстрее закончить неприятный разговор.

– Ты еще нездоров, Фитц, – сказал он. – Пройдет не один день, прежде чем ты сможешь возобновить уроки с Дьютифулом и Олухом. А я постараюсь не терять время понапрасну. Поэтому, пока ты поправляешься, я продолжу мои собственные опыты со Скиллом. Обещаю, что буду действовать осмотрительно. И рисковать только собой. Сейчас, когда я ощутил на себе первые результаты, я не могу отступить. И не отступлю.

Он направился к двери. Я с хрипом втянул в себя воздух. Силы меня оставляли.

– Неужели ты сам не понимаешь, Чейд? Скилл влечет тебя, как и всякого ученика, который начал его изучение! Ты бросаешься в поток Скилла и можешь погибнуть. Если мы тебя потеряем, сила нашей группы заметно уменьшится. Если вместе с тобой мы лишимся Олуха, группа будет полностью уничтожена.

Его рука легла на задвижку. Он не повернулся в мою сторону.

– Тебе необходим отдых, Фитц. Нельзя так напрягаться. Когда тебе станет лучше, мы вернемся к этому разговору. Ты знаешь, что я всегда был осторожным человеком. Верь мне. – И он ушел, аккуратно затворив за собой дверь.

Он двигался быстро, словно ребенок, стремящийся избежать наказания. Или взрослый, не желающий посмотреть правде в глаза.

Я откинулся на спинку кресла. В горле и во рту пересохло, в голове пульсировала боль. Я поднял руки, чтобы защитить от яркого света глаза. И спросил наступившую темноту:

– С тобой так бывало, что ты неожиданно понимаешь: человек, которого ты любишь, вдруг начинает вызывать у тебя совсем другие чувства?

– Странно, что ты задаешь такой вопрос мне, – сухо заметил Шут, все еще стоявший у меня за спиной.

Потом я услышал его легкие удаляющиеся шаги.

Должно быть, я задремал, сидя в кресле. Когда я проснулся, был уже полдень. А все тело у меня болело из-за неудобного положения. На столе стоял поднос с едой. Хотя кто-то ее накрыл, она давно остыла. На поверхности бульона плавали кружочки жира. Мне принесли мясо, но и оно было холодным. Я немного поел, но процесс жевания быстро меня утомил. Я заставил себя съесть все мясо, но оно тяжелым комом застряло в желудке. На столике я обнаружил разведенное водой вино, а также хлеб с молоком. У меня как-то сразу пропал аппетит. И все же я съел все до последней крошки.

От ужасающей слабости хотелось плакать. С трудом поднявшись на ноги, я неверной походкой двинулся в свою спальню. Потом решил вымыть лицо, чтобы избавиться от вялости и равнодушия. В кувшине была вода, рядом висело полотенце, но мое зеркало куда-то исчезло, вероятно, его убрали, когда Кетриккен украшала комнату. Я помылся, но сил мне эта процедура не прибавила, оставалось лишь улечься в постель.

Прошло еще два дня, подернутых дымкой слабости и ленивого безразличия. Я ел и спал, но силы возвращались ко мне медленно. Чейд больше не приходил. Меня это не удивило, но почему не приходит Дьютифул? Неужели Чейд ему запретил? Лорд Голден не имел ни малейшего желания со мной разговаривать и не пускал ко мне посетителей под тем предлогом, что я еще слишком слаб.

Дважды я слышал голос Неда, а один раз – Старлинг. У меня не было сил двинуться, но от неподвижности болело все тело. Я лежал в своей одинокой постели или сидел в кресле возле камина. Меня не покидала тревога, но вместе с тем я ужасно скучал и вспомнил о свитках, оставшихся в покоях Чейда, однако мысль о том, чтобы подняться по лестнице, пугала. А попросить Шута принести их мне я не мог. И не только потому, что он постоянно скрывался под личиной лорда Голдена. Мы оба выработали новую манеру общения, равнодушную и вежливую. Я прекрасно понимал, что наша ссора может затянуться на неопределенное время, но вести себя иначе не мог. Мне казалось, что я уже пытался помириться с ним, а он отверг все мои попытки. Теперь мне хотелось, чтобы Шут продемонстрировал добрую волю, показал, что готов вернуть наши прежние отношения. Однако он вовсе не обращал на меня внимания. Так прошли два отвратительных дня.

На третий день я решил привести себя в порядок. Может быть, если я буду больше двигаться, то начну чувствовать себя здоровым. Я собрался помыться, но потом решил, что мне пора побриться. У меня успела отрасти небольшая бородка. Осторожно ступая, я подошел к двери своей комнаты и выглянул. Лорд Голден сидел за столом и изучал дюжину шелковых платков всех оттенков оранжевого и желтого. Я откашлялся. Он даже не пошевелился. Ладно.

– Лорд Голден, прошу извинить за беспокойство. Мое зеркало для бритья куда-то исчезло. Могу я воспользоваться вашим?

Он и головы не повернул.

– Ты думаешь, это разумно?

– Взять ваше зеркало? Бриться без зеркала – не самый разумный поступок.

– Я хотел сказать, разумно ли тебе сейчас бриться.

– Полагаю, все разумные сроки давно прошли.

– Ну что ж, тебе решать. – Он говорил холодно и равнодушно, словно я собирался предпринять рискованное путешествие, а ему не хотелось принимать в нем участие.

Лорд Голден направился в свою спальню и вскоре вернулся с изящным серебряным зеркальцем.

Я взял его, опасаясь, что мне не понравится мое отражение. Однако увиденное меня поразило, и зеркальце выпало из онемевших рук. К моему счастью, оно упало на ковер и не разбилось. Мне доводилось терять сознание от боли, но еще никогда от удивления. Впрочем, я лишь бессильно опустился на пол.

– Том? – с легким раздражением спросил лорд Голден.

Я не обращал на него внимания. Подняв зеркало, я смотрел на свое отражение, коснулся лица. Шрам, к которому я успел привыкнуть за долгие годы, исчез. И хотя мой нос не стал прямым, кривизна, оставшаяся после того, как его сломали в подземелье Регала, стала менее заметной. Я засунул руки под халат и ощупал спину. Рана, нанесенная мечом Лодвайна, пропала. Как и безобразный шрам на левом боку. Я исследовал предплечье. Много лет назад перекованный укусил меня, оставив на нем глубокую отметину. Плечо стало совершенно гладким.

Я поднял глаза и увидел, что лорд Голден с ужасом смотрит на меня.

– Почему? – с тоской спросил я. – Почему, во имя Эды, вы это со мной сделали? Все заметят, как я изменился. Как я сумею объяснить, что стал выглядеть иначе?

Он подошел поближе. В его глазах появилось смущение.

– Но, Том Баджерлок, мы ничего с тобой не делали, – неохотно ответил он.

Уж не знаю, что он увидел на моем лице, но отступил на шаг. Потом лорд Голден заговорил прежним нейтральным тоном:

– Мы действительно ничего с тобой не делали. У нас была одна задача: очистить твою кровь от яда и исцелить рану на спине. Когда я заметил, что твой шрам исчезает, а тело отторгает куски сгнившей плоти, я крикнул, что мы должны остановиться. Но даже после того, как мы убрали руки и отошли от тебя…

Я попытался вспомнить этот момент, но не сумел.

– Возможно, мое тело и Скилл продолжали начатую вами работу. Я ничего не помню.