Афины. История великого города-государства - Брюс Кларк

Ксенофонта, который воздает хвалу фиванскому военачальнику Эпаминонду в книге VII своей «Греческой истории». Жизнеописание этого полководца, составленное Плутархом, утеряно, но до нас дошла его биография другого великого фиванского военачальника, Пелопида.

В наше время летописцем Фив и «фиванской весны» стал Пол Картледж, который представил в 2020 г. вдохновенный труд об этом городе, написанный в рамках его продолжающейся борьбы с излишне афиноцентричными взглядами на греческую историю. Любое такое произведение обладает тем дополнительным достоинством, что позволяет по-новому взглянуть и на Афины, а также на то, как они реагировали на восстановление могущества соседей. (См. Cartledge Paul. Thebes: The Forgotten City of Ancient Greece. L.: Picador, 2020.) Кроме того, Картледж является признанным авторитетом по вопросам эволюции афинской демократии. В этой области ему приходится иметь дело с тем парадоксальным обстоятельством, что мы располагаем гораздо более подробными свидетельствами о политическом устройстве IV в. до н. э., чем о предыдущей эпохе. В связи с этим информацию о золотом веке приходится реконструировать исходя из того, что нам известно о позднейшем времени.

Джосайя Обер и его коллега по Стэнфорду Федерика Каругати поделились со мной неопубликованной статьей, в которой развивается идея о том, что практика графэ параномон (γραφή παρανόμων – политический процесс по обвинению в нарушении закона, возбужденный против граждан, предлагающих Народному собранию некорректные или вредные законопроекты) представляла собой изменение, хотя, возможно, и благотворное, призванное ограничить ту беспредельную власть, которой собрание пользовалось в V в. до н. э.

Рассказ о мошенничестве в сфере морских грузоперевозок, призванный проиллюстрировать перипетии торговой и судебной жизни, позаимствован из речи Демосфена «Против Зенотемида»[228]. О Демосфене гораздо больше говорится в главе 7.

7. Пляска смерти с Македонией

Наши знания о войнах между греческими государствами начиная с середины IV в. до н. э. довольно смутные. За неимением ни великих историков вроде Фукидида, ни даже прилежных летописцев вроде Ксенофонта приходится заниматься весьма изобретательным объединением отрывочных сведений. Например, хотя битву на Крокусовом поле часто называют самым кровопролитным столкновением в греческой истории, о ее ходе точно известно сравнительно немногое. Нет у нас и достоверной ее датировки, хотя большинство исследователей считают, что она произошла в 353 или 352 г. до н. э. Главным письменным источником информации об этом событии является Диодор Сицилийский, греческий историк I в. до н. э., написавший монументальное сочинение под названием «Историческая библиотека» (Ἱστορικὴ Βιβλιοθήκη), из сорока томов которого сохранились пятнадцать[229].

Мне посчастливилось дважды посетить Эги и близлежащую Вергину в 2018 г., оба раза по приглашению доктора Ангелики Коттариди, которая переняла роль главного энтузиаста македонской археологии в Греции от своего знаменитого учителя Манолиса Андроникоса. Во второй приезд я имел удовольствие присутствовать при встрече греческих, турецких и западноевропейских ученых, обсуждавших утверждение доктора Коттариди, что наследие Филиппа и Александра следует рассматривать как палимпсест перекрывающихся и взаимосвязанных эпох и культур. Она убедительно показала, что Филипп не менее достоин изучения, чем Александр, и разработала планы расширения выставляемых в Эгах материалов так, чтобы они отражали драматические отношения между отцом и сыном и поразительное значение македонских завоеваний для всего мира. Именно эта точка зрения отражена и в монументальном труде Адриана Голдсуорти «Филипп и Александр: цари и завоеватели» (Goldsworthy A. Philip and Alexander: Kings and Conquerors. L.: Head of Zeus, 2020). В третьей главе работы Голдсуорти приводится объективное рассмотрение развития отношений между Македонией, Афинами и другими греческими городами-государствами.

Никто никогда не приписывал подобной же объективности Демосфену, также удостоившемуся биографии работы Плутарха и, по общему мнению, бывшему одним из самых убедительных ораторов в истории. Многое из того, что известно о назревавшем столкновении между Македонией и Афинами, позаимствовано из обличений Филиппа (и трусости афинских сограждан), содержащихся в трех великих речах, известных как филиппики. Кроме того, речи Демосфена являются важнейшим источником сведений о внутриполитических проблемах Афин в конце IV в. до н. э., в том числе спорах о расходах на военно-морской флот и социальном обеспечении.

Демосфен создает некоторые затруднения для нынешних греческих летописцев долгой истории Греции, подобных Константину Папарригопулосу. Хотя этот оратор был величайшим воплощением афинской решимости и афинского патриотизма, он называл македонцев «варварами», то есть отказывал им в принадлежности к семейству греков. Папарригопулос, составивший авторитетную энциклопедию, принадлежит к числу тех, кто считает реакцию Демосфена на рост могущества Македонии оторванной от реальности. К противоположному лагерю принадлежит старейший американский антиковед Дональд Каган: он видит в Демосфене Черчилля Древней Греции.

Понять, каким образом афинская цивилизация распространилась на восток при помощи македонского оружия, мне помогли работы блестящего южноазиатского эллиниста и начинающего журналиста Ямира Баде. Он был единственным в обозримом прошлом оксфордским студентом-антиковедом, писавшим курсовые работы на древних языках.

Полезный портрет Александра дает Плутарх, хотя свойственный ему стиль лаконичных набросков вряд ли подходит для столь гигантской и загадочной личности. Возможно, более важна – хотя бы потому, что из других источников об этом человеке известно немногое, – Плутархова биография Деметрия Полиоркета, боровшегося вместе с отцом, Антигоном, за один из осколков империи Александра. Плутарх дает лестное описание Полиоркета, изображая его человеком красивым, трогательно преданным отцу и исполненным воинской доблести. Даже его пороки – распутство и себялюбие – не заслоняют достоинств. По словам Плутарха, его развратили афиняне, осыпавшие его непомерными почестями вплоть до статуса полубожества.

Противовес к этой картине можно найти в современном исследовании американского специалиста по Античности Джона Д. Микелсона «Религия в Афинах в эпоху эллинизма» (Mikalson Jon D. Religion in Hellenistic Athens. University of California Press, 1998). В высшей степени скрупулезно используя эпиграфические и литературные источники, он показывает, что, какие бы почести афиняне ни воздавали сгоряча македонским завоевателям, они сохраняли верность старым религиозным традициям, в основе которых лежало поклонение двенадцати олимпийским богам. Как только македонское давление ослабевало, эти традиции вновь выходили на первый план.

Труды Зенона Китийского до нас не дошли. Это особенно обидно с учетом того, что нам известны названия многих из его работ: «О жизни, согласной с природою», «О страстях», «Об обязанностях» и т. д. О нем много говорит греческий писатель III в. Диоген Лаэртский, описывающий, в частности, его отношения с македонским царем Антигоном[230].

8. Чужие империи

Мое собственное понимание того, как греческие и римские меценаты преобразовали силуэт Афин, начало формироваться в течение нескольких месяцев 2018 и 2019 гг., которые я прожил в самом сердце района Монастираки, всего в нескольких минутах от Римской агоры и библиотеки Адриана.

Я углублял свои знания о том, как богатые и влиятельные чужеземцы преобразовывали Агору, одаривая недемократические Афины все более величественными образцами архитектурных стилей, возникших в демократическую эпоху, разнообразными и необычными способами. Одним из откровений стала превосходная докторская диссертация, которую написал в 1992 г. в архитектурной школе MIT Джон Ванденберг Льюис. Недавно она появилась на сайте ResearchGate: «Риторика и архитектура